– Деньги! – протянула руку к Доминику Адония. – Быстро!
Доминик непослушными пальцами вынул кошелёк и вложил ей в ладонь.
– Беги, родной мой, к воротам, беги как сможешь! Назад не смотри, они тоже устали! Беги, я выведу лошадей!
И, изумляя прохожих, с развевающимися волосами, в ботфортах, понеслась к раздавшемуся впереди спасительному звуку конского ржания.
Сердце у Доминика разрывалось, и в глазах соткалась красная пелена, когда он, выкладывая последние силы, добрёл до ворот. Едва успел отшатнуться, когда навстречу вылетела пара осёдланных лошадей. Спрыгнув, Адония подбежала к нему, помогла вдеть носок ноги в стремя, сильным толчком подкинула его в седло. Хлестнула лошадь, бросилась к своей. Садясь в седло, увидела, как два конюха торопливо закрывают ворота, и злорадно расхохоталась.
– Не закрывай!! – раздался вдруг довольно близкий уже отчаянный крик Стэйка. – Я заплачу втрое больше! Не закрывай!
Ветер гудел в ушах и высекал из глаз слёзы. Доминик в тревоге оглянулся, вымучено улыбаясь, попытался что-то сказать.
– Не оборачивайся! – крикнула ему летящая следом спутница. – Держись и смотри вперёд!
Остался позади Плимут. Промчались с милю по коричневой ленте дороги. Сдавив лошадь ногами, Адония развернула корпус и посмотрела назад. Яростным шёпотом выругалась. В полумиле за ними, пронизывая поднятую беглецами прозрачную, оседающую пыль, и поднимая собственный густой пыльный занавес, мчались два всадника.
– Как только будет лес – сворачиваем! – крикнула Доминику Адония.
Тот, в знак того, что понял, поднял вверх руку.
Однако прилегающие к Плимуту поля всё тянулись и тянулись.
– Стой! – холодным, рассудительным голосом приказала Адония.
Доминик, следуя её примеру, подтянул узду. Лошади пошли шагом.
– Если гнать, – пояснила Адония, – лошади скоро падут. А нам во что бы то ни стало нужно дождаться густого леса.
Доминик в тревоге оглянулся. Их преследователи – невероятно! – так же сдержали лошадей. Адония хрипло рассмеялась.
– Они тяжелее, – радостно сказала она. – И им нужнее, чем нам, давать лошадям отдых. Потянем время и, даст Бог, встретим лес.
Но время шло, и всё, что видели беглецы – это нескончаемые поля и небольшие купы невысоких кустов.
Время шло. Иногда Адония пускала лошадей в рысь, и тогда и преследователи ускорялись, и неотвратимо маячили в полумиле за спинами, словно привязанные.
– Восемь часов! – Отчаянно крикнула Адония. – Прошло полных восемь часов, где же лес? Зачем вы вырубили свои леса, господа англичане?!
И вдруг с небольшого пригорка открылась густая тёмная роща.
– Доминик! – крикнула Адония напряжённо. – Нужно сделать рывок, на сколько сил у лошадей хватит! Хоть немножечко ещё оторваться, чтобы в лесу успеть следы спутать!
Криками и ударами каблуков они заставили измученных лошадей начать медленное ускорение. Минута – и разогнались до галопа. Отчётливо, явно приближалась спасительная роща.
Адония почувствовала, что её лошадь стала отставать, и она хлестнула, безжалостно подгоняя, отбирая у неё последние силы. И вдруг лошадь, хрипя и покачиваясь, пошла шагом.
– Доминик! – крикнула Адония, соскакивая с упавшей на подогнувшиеся передние ноги лошади.
Быстро подбежала к натянувшему поводья Доминику, выдернула его ногу из стремени, всунула свою, вскочила, обхватила за пояс.
– Проскачем, сколько вынесет!
До рощи оставалось совсем немного, когда пала и вторая лошадь. Адония оглянулась, облегчённо вздохнула. Филипп и Стэйк, также потеряв своих лошадей, бежали за ними – медленно, но упрямо.
– Теперь скорее, – ободряюще сказала Адония. – В лесу – сто дорог. Там они нас потеряют.
Однако радость была преждевременной. Вбежав в рощу, они поняли, что это всего лишь узкая граница, разделяющая землевладения. За два десятка шагов пробежав рощу насквозь, беглецы ступили на жёсткую стерню скошенной недавно травы.
– Ничего, Доминик! – проговорила Адония. – По стерне бежать легче, чем в высокой траве! – И через минуту добавила: – Но и им тоже легче…
Они медленно брели по залитому солнцем, заполненному звоном кузнечиков полю. Следом, как два гончих пса, как два неотвратимых призрака шли преследователи.
– Может, отстанут? – с надеждой проговорил задыхающийся Доминик.
– Они не отстанут, – тихо ответила, вытирая ему пот, Адония. – Филиппа и Стэйка остановит только смерть. Их или твоя. Меня патер несомненно приказал взять живой.
И вдруг, сделав ещё пару шагов, Доминик упал.
– Что это? – с изумлением, роняя тягучую слюну, прохрипел он. – Ноги не идут!
– Это отчаяние! – крикнула с болью Адония. – Доминик, это просто страх! На самом деле – у тебя ещё имеются силы!
И, встав рядом с ним на колени, приказала:
– Ложись мне на плечи. Я тебя понесу.
– Нет! – Доминик вскинул голову и, оперевшись о спутницу, тяжело встал. – Я пойду сам.
Обнявшись, поддерживая друг друга, они прошагали ещё час или больше. Им прибавило сил то, что преследователи их, без сомнения, столь же измученные, немного отстали.
– Вы в бою хороши, братцы! – в изнеможении улыбаясь, прохрипела Адония. – А в беге-то вы тяжелы! – И, возвысив голос, добавила: – Уйдё-ом, милый, уйдё-ом!
– Это… мираж? – вдруг прошептал, останавливаясь, Доминик.
Адония взглянула вперёд. Там, на окраине нескончаемых, казалось, покосов, темнел летний, окружённый загоном для лошадей, домик, а за ним дрожала в солнечном мареве зелёная полоса леса.
– Там будет хоть одна лошадь! – выкрикнула Адония. – Обязательно будет!
И, почувствовав прилив сил, беглецы ускорили шаг.
Когда они доплелись до ограды, из домика вдруг выбежала молодая девушка. Адония с мольбой взглянула на неё. Высокая. Длинные светлые волосы. Зеленовато-голубые глаза, прямой нос. Босая. «На меня, кажется, немного похожа…»
– За нами гонятся! – отрывисто сообщила Адония, помогая Доминику одолеть изгородь.
– Вижу! – коротко сказала девушка, бросив взгляд за их спины. – Быстрей!
– О, проклятье! – воскликнула в отчаянии Адония, увидев, что лошадей возле домика нет, и тут же радостно вспыхнула:
– Лес! Очень близко лес, Доминик!
– Нет! – твёрдо сказала девушка. – Твой спутник не выдержит. Вас догонят.
– Но… Что же делать?
– Доверьтесь мне. Идёмте скорей!
Они обогнули ряд натянутых верёвок, на которых сушилось свежевыстиранное бельё. Мужская одежда, чехлы для тюфяков и подушек крепились к верёвкам короткими, расщепленными на одном конце, прутьями. Сдвигая на ходу мокрое бельё, незнакомка провела их в полутёмный, с одним окном домик. Слева было окно, справа – небольшая кирпичная печь, а торцевую стену закрывала висящая на верёвке мокрая простыня. На выставленной на середину горницы-кухни лавке покоилось широкое, с вздымающейся мыльной пеной, корыто.
