рукой.
Хуан несколько раз кричал лодочнику. Он появился, с опаской поглядывая на зловонный корабль.
— Договорился, — молвил Хуан, ступив на палубу своего судна. — Завтра к вечеру перееду.
Монтейро с сожалением скривился, заметив:
— Лишь бы хуже не было, Хуан. Желаю благополучно добраться до своего острова. И смотри в оба, приятель.
Капитан долго уговаривал не покидать судно.
— Нет, капитан. Я уже настроился. А из Португалии ещё нужно судно разыскать. Скорей всего ничего с этим не получится. Придётся ещё в Испанию ехать и уже оттуда отправляться домой. А с деньгами дело плохо.
И тут Хуан вспомнил аферу купца из Кочина. Он заволновался, поняв, что кроме четырёх дукатов за время плавания он может получить много больше.
Он вышел на палубу и долго раздумывал, смотрел в чёрную воду и никак не решался на определённый шаг. С кого стащить деньги? Выдать ли Никосио или припугнуть его самого, получив откупного?
Лишь к полудню он решил всё же обратиться к суперкарго.
Жуткая жара всех загнала в тень. Ветра почти не ощущалось. По доскам палубы невозможно было ходить босиком, а в обуви ноги так распаривались, что спасу не было. Хуан заглянул в душное тесное помещение суперкарго. Там было хоть и душно, но не так жарко.
Никосио удивлённо глянул на лекаря, спросил настороженно:
— Чего надо, Хуан? Я собрался прилечь. Жара смертельная! Хоть бы поскорей в открытое море выйти. Садись на койку.
Хуан сел, помолчал, и, словно бросаясь голевой в ледяную воду, сказал:
— Мне нужны деньги. Я хотел бы получить у тебя десятка полтора золотых. Что скажешь?
— Ты что, белены объелся? Ты же уходишь на другое судно! Когда отдашь-то?
— Никогда, Никосио. Мы просто больше не встретимся.
— Знаешь, Хуан! Ты просто спятил! Иди отсюда, пока не схлопотал!
— Не кипятись. Эти деньги я легко могу получить у капитана. Но ты после этого окажешься в тюрьме. Или тебя капитан просто выбросит за борт. Несчастный случай. Обычное явление в море.
— Точно спятил! Уйди, а то терпение моё лопнет!
Суперкарго встал с угрожающим видом.
— Погоди, погоди! Я уйду, но ты уже должен догадаться, о чём речь! О грязной сделке с купцом в Кочине. Или ты хочешь, чтобы я всё рассказал капитану? Это мне будет очень легко. И получу я от него куда больше. Согласен ты, мелкий мошенник?
Никосио уже замахнулся кулаком, но перед ним блеснула сталь кинжала.
— Сядь и выкладывай пятнадцать золотых.
Хуан поиграл кинжалом, не сводя с суперкарго настороженных глаз.
— Где уверенность, что ты после этого не донесёшь капитану, сволочь?
— За сволочь набавляю два золотых, Никосио. И поторопись, прошу тебя.
— Ну и по… — он осёкся, заметив готовность Хуана открыть рот. — Ладно! Чёрт с тобой! На этот раз ты обыграл меня. Но дальше я… — он не закончил. С окаменевшим лицом он стал рыться у себя в сундуке.
Хуан слышал, как тихо звякают монеты. «Считает, — подумал Хуан. — Очень жаль расставаться с кровными!» — Хуан внутренне усмехнулся.
— Вот, возьми! И больше не появляйся мне на глаза! Проваливай!
Хуан неторопливо пересчитал монеты. Ровным голосом сказал:
— Ровно семнадцать маленьких монеток. Все правильно. Пока, мой друг! — поднял руку в приветствии и удалился, тихо прикрыв дверь.
До вечера оставалось уже недолго.
Третья неделя подходила к концу. Судно тащилось через океан в сопровождении мрачного эскорта акул. Эти хищники океана уже давно рыскали по обоим бортам судна. Им частенько перепадали отменные угощения.
Каждый день из трюма вытаскивали труп, а иногда их было больше. Акулы с яростью набрасывались на них и терзали, пока ничего не оставалось в безмятежных прозрачных водах.
— Разве мы должны высаживаться в этом районе? — спрашивал Хуан Аннибала в редкие минуты отдыха. — Вроде бы города находятся намного южнее.
— Так и есть, — отвечал помощник. — Ты какую воду пьёшь? Гнилую? А до конца пути ещё далеко. А скоро море станет пресным. Вот и пополним бочки водой и не будем блевать этой тухлятиной.
— Откуда в океане пресная вода?
— Дурень ты! Огромная река впадает здесь в океан. Такая большая, что от одного берега не видать другого. Больше десяти легуа ширина!
— Чудно! Разве могут быть такие реки? — Хуан с сомнением уставился на Аннибала. — Сколько же воды она несёт?
— Того и говорю! Завтра или послезавтра мы войдём в «Пресное море», как его называют. Сам узнаешь, что это за река.
— Как я могу это узнать, коль берега будут скрыты?
— По вкусу воды! И по цвету тоже. Мутная и желтоватая. Как узришь такую знай — мы в «Пресном море» и черпай веду и пей, купайся и делай что хочешь. Не иссякнет. Не проворонь, Хуан!
Теперь Хуан часто бросал взгляды на море. Ожидал подтверждения слов Аннибала и постоянно сомневался.
Он чувствовал сильнейшую усталость во всём теле. Он мало спал, хотя плавание проходило спокойно. Много работал и как матрос, и как лекарь. А больных хватало, и практика оказалась обширной.
Троих матросов уже похоронили, спустив в море на корм акулам. Ещё четверых уже нельзя было заставить выйти на работу. Они лежали в тени паруса и тихо ожидали вознесения на небо их грешных душ. Хуан им уже не мог помочь.
Ещё несколько человек от плохой пищи и особенно от воды мучились животами, а у Хуана окончились все настои и порошки. Он и себя должен был поддержать — болезнь подкрадывалась неотвратимо. Он это чувствовал.
Приходилась разбавлять протухшую воду морской, и пить эту бурду. Поносом страдали почти все на судне. В трюме происходило просто ужасное. Невольники непрестанно выли, стучали в палубу и борта, и никакие угрозы и побои уже не действовали. Часть невольников уже умерла, остальные едва держались, готовые в любую минуту стать очередным угощением прожорливым акулам.
И тут, ещё не рассвело, радостный вопль вахтенного матроса заставил всех вскочить на ноги.
— Вода! Пресная вода! Мы в «Пресном море»!
Матросы черпали забортную воду, пили большими глотками, обливали себя и друг друга и орали, пока не отяжелели от переполнения животов.
— Эй, ослы! — Капитан орал в рупор с полуюта. — Хватит вопить! Тащите вёдра черномазым в трюм. А то подохнут все! И пошевеливайтесь, дети дьявола!
Открыли люки в трюм и чёрные руки невольников протянулись за вёдрами.
Хуан отчаянно плескал вёдра прямо на головы негров, те вопили, требуя ещё такого душа. Жуткая вонь неслась из трюма, но к ней уже все привыкли и не обращали внимания.
— Эй! Испанский ублюдок! Ещё одно ведро выльешь в трюм
