Он вознес глаза к верху и простонал:
— О Господи, Наисвятейшая Мария Дева, смилуйся над нами, освободи место святое от этой напасти библейской, от саранчи этой, описанной в Откровении святого Иоанна, от этих Люциферов и Вельзевулов, от…
— Тише, отче!!! — прошипел Батхерст.
Монах закрыл лицо руками и замолчал.
— Послушайте, отче. Время пришло, мы выезжаем в Познань. Вы должны как можно скорее найти себе гражданскую одежду. Вы умеете ездить верхом?
— Умею, сын мой, учился еще с молодым графом Потоцким.
— Это хорошо. Когда вы будете готовы, отче?
— Погоди, сын мой, все не так просто. Вначале я должен попросить разрешения у отца настоятеля, а ведь я совсем не знаю, в чем тут дело.
— На месте узнаете! Речь идет о борьбе с этими антихристами. А теперь идите и поговорите с настоятелем. Нам нужно выехать, самое позднее, завтра. Время не ждет!
— Но, сын мой…
— Это приказ, поп!
Монах разочарованно покачал головой и, спрятав руки в широкие рукава рясы, посеменил в сторону монастыря. Бенджамен остался сам, но ненадолго. Он услышал шаги и подумал, что это возвращается монах. Но вместо него он увидел офицера в зеленом мундире. Тот, увидав незнакомца, остановился как вкопанный. Батхерст поднялся с поперечины и совершенно напрасно, инстинктивно, отступил назад.
— Halt![251] — крикнул офицер.
Бенджамен остановился, изобразив глазами театральное изумление. Офицер подскочил к нему.
— Кто такой? Что тут делаешь?
— Монастырь посещаю, господин майор.
— Я не майор, хотя давно уже должен им быть. А ты кто такой?
— Я купец.
— Купец? С каких это пор купцы посещают монастыри? Тем более, занятые армией? Как ты сюда вошел?
— Через ворота.
— Интересно, ведь стража гражданских не пропускает. А дальше?
— А дальше через собор, по коридору, на этот двор, — отвечал Батхерст, при этом сделал несколько шагов вперед и легким пинком затолкнул свой мешок за столб.
— Через церковь? Еще интереснее. Видать, тебе это было очень нужно. А самый интересный тут твой акцент, весьма странный, как на мой вкус.
— Потому что я ирландец.
— Ooooo! So ein englischer Spion![252]
— Вовсе я не английский шпион, а честный ирландец.
— Englischer, irischer, das ist mir egal! Wenn das so ist, dann…[253]
— Протестую! — возмущенно воскликнул Батхерст.
— Молчать! — услышал он в ответ.
Офицер всматривался в Бенджамена из под прищуренных век, размышляя о чем-то. Батхерст сделал еще один шаг вперед, но тот вырвал из кобуры пистолет и, направив ствол в грудь англичанину, рявкнул:
— Лапы вверх! Иди вперед, ирландец, и не пытайся сбежать! Пули не перегонишь!
Баварец завел Бенджамена на первый этаж, в обширную комнату, где размещался французский капитан.
— Герр капитан! — пролаял он, обращая внимание на себя и пленника.
— Чего тебе надо, Лотар? — удивился хозяин.
— Докладываю, что привел некоего фрукта, господин капитан. Обманул наших часовых и прошел в монастырь через церковь. Говорит, что пришел посетить. Во время войны!
— Наверняка, он хотел посетить наш штаб, — отметил капитан с издевкой.
— Я так и подумал, господин капитан. Потому и взял на себя роль проводника и сразу же привел его сюда, чтобы он, бедняжечка, не заблудился и не слишком устал.
— Ты хорошо сделал, Лотар, наконец-то тебе удалось совершить добрый поступок. Правда, это твой первый добрый поступок за всю жизнь, но лучше поздно, чем никогда.
Оба расхохотались. Капитан выпил стакан вина и спросил:
— Наш гость, случаем, не представился?
— Так точно, господин капитан. Сказал, что он ирландец.
— Так и сказал? И чего это ему нужно так далеко от своей родины! И чего только люди не делают, чтобы умереть!
Капитан встал со стула и подошел поближе, поигрывая серебряной фигуркой, изображавшей какого-то святого.
— Ирландец… Замечательно, браво… Лотар, обыщи его.
Через мгновение капитан уже держал в руках документы Батхерста.
— Ага, вот и бумажечек…
Капитан просмотрел их и спросил у Бенджамена:
— Фамилия?
— О'Лири.
— Сходится. Это доказывает, что у ирландцев хорошая память, не забывают свои фамилии. Что тут еще?… Купец, во Франции пребывает несколько лет.
— Наверняка там шпионил, — вмешался баварец.
— Ничего подобного! — возмутился Бенджамен. — Я ирландец, эмигрант, сбежал во Францию, чтобы…
— Закрой пасть! Говорить будешь, когда тебя спросят. Поищи получше, Лотар, больше там ничего нет? Денег там?… Mille tonneres[254]! Кто тебя завел сюда, ирландец, кто-то из священников, так?
Батхерст не ответил.
— Только не надо меня дразнить, ирландец! Сам покажешь нам попа, что привел тебя?
— Меня никто не приводил, я сам зашел. Ходил по собору, зашел в какие-то двери, прошел по коридору и очутился возле колодца.
— А сюда как приехал?
— На коляске какого-то офицера, который подобрал меня по дороге.
— Выходит, ты у нас купец, что ходит по земле пешком и без гроша в кармане? Ты что, за дураков нас принимаешь?
— А разве шпионы ходят пешком и без гроша в кармане, капитан? Вчера на меня напали возле Примента[255] и ограбили до последнего. Хорошо еще, подштанники оставили! Я ехал по делам в Глогов, а сюда пришел вымолить у Господа, чтобы несчастья закончились. Только одежда и осталась!
— Почему тебе оставили трость с такой красивой головкой. Странные разбойники…
— Это были солдаты.
— Какие солдаты?
— Не знаю, я не разбираюсь в мундирах. Говорили по-немецки.
— Не разбираешься? Зато мы разбираемся в таких, как ты, типах! Тебя будет судить военный суд! Лотар, в подвал его и прикажи хорошенько охранять. Вечером будет суд.
— Еще раз протестую! — закричал Бенджамен. — Никакой я не шпион!
— А мне насрать на твои протесты. Если не сможешь доказать свою личность и намерения с помощью чего-нибудь более существенного, чем эти бумажонки, еще этим вечером будешь иметь возможность подать протест самой верховной власти.
Француз указал пальцем в потолок, и снова они с дружком расхохотались. Бенджамен понял, что они уже не шутят, и что сам он очутился на самом краю могилы. Тут ему в голову пришла еще одна идея.
— Я могу доказать свою личность по-другому, — заявил он решительно. — Ее может засвидетельствовать начальник жандармерии во Франкфурте. Это мой знакомый, я оказал ему ценные услуги. Он прекрасно знает, что я был ирландским повстанцем, сражался против Лондона и в девяносто восьмом был вынужден бежать во Францию. Если вы меня убьете, господа, это вам дорого будет стоить, очень дорого.
