— Еще раз протестую! — закричал Бенджамен. — Никакой я не шпион!
— А мне насрать на твои протесты. Если не сможешь доказать свою личность и намерения с помощью чего-нибудь более существенного, чем эти бумажонки, еще этим вечером будешь иметь возможность подать протест самой верховной власти.
Француз указал пальцем в потолок, и снова они с дружком расхохотались. Бенджамен понял, что они уже не шутят, и что сам он очутился на самом краю могилы. Тут ему в голову пришла еще одна идея.
— Я могу доказать свою личность по-другому, — заявил он решительно. — Ее может засвидетельствовать начальник жандармерии во Франкфурте. Это мой знакомый, я оказал ему ценные услуги. Он прекрасно знает, что я был ирландским повстанцем, сражался против Лондона и в девяносто восьмом был вынужден бежать во Францию. Если вы меня убьете, господа, это вам дорого будет стоить, очень дорого.
Капитан уже было открыл рот, чтобы крикнуть на Бенджамена, но передумал. Явно, слова Батхерста смутили его.
— Слушай, Лотар, — неуверенно обратился он к немцу, — черт его знает. Может лучше подождать, пока майор не возвратиться из Познани? Впрочем, такие дела он и обязан решать…
— А может доложить полковнику? — подкинул идею баварец.
— Полковник пьет с Ингрид. Если войдешь в неподходящий момент, он тебе и кишки выпустит. Шпионами занимается майор, не будем брать ответственность на себя. Посадим этого типа под замок и подождем. А возле дверей в церкви надо поставить стражу, чтобы не шатались тут всякие!
В тот момент, когда Батхерста бросили в подвал, монах снова пришел к колодцу. Он уже знал, что произошло, слышал, как солдаты в коридоре говорили про «купца, которого схватил Лотар». Он нашел мешок, занес его в свою келью и просмотрел его содержимое. Нашел револьвер, несколько патронов, кошелек с золотом, грязную книжку с заметками на полях, какие-то дорожные принадлежности и медальон с Девой Марией. Затем он отыскал и спрятал в сарае возле кладбища коня Батхерста, после чего вновь отправился к настоятелю[256].
— Простите, отче, что снова вас беспокою, но произошло ужасное. Того человека, с которым я должен был ехать, арестовали!
— Кто его арестовал?
— Тот самый капитан, что ограбил винный погреб. Самый худший из всех!
— А за что, брат Стефан?
— Его обвинили в шпионаже. Помогите, отче!
— И в чем я могу тут помочь, брат? Разве они кого-то слушают?
— Прошу совета, отче. В мешке этого человека я нашел много золота, может удастся…
— Боже упаси, брат Стефан! И так уже достаточно несчастий пало на Конгрегацию! Если же захочешь выкупить пленника, на всех братьев падет подозрение в сотрудничестве со шпионом. Эти обитатели преисподней только и ждут повода, чтобы прижать нас до последнего.
— Что же делать, отче? Смилуйтесь, посоветуйте чего-нибудь!
Шпетковский задумался, молчание длилось долго. Наконец он поднял голову и сказал:
— Брат Стефан, нечистый это способ, но пусть кара Господня падет на меня, другого пути не вижу. Тебе нужно идти в город и переговорить с арендатором Шмерлем.
— Отец настоятель! С тем ростовщиком, плутом, рвачом безбожным?! И в чем может помочь нам этот еврей?
— Если ему удастся на этом заработать, то поможет. Хватит ли золота, не знаю, но устроить все можно будет только через него, это последняя наша надежда. С первого же дня, как военные тут остановились, майор, начальник капитана, устраивает дела со Шмерлем. Они видятся чуть ли не каждый день. Это ему он продал вотивные дары, что забрали у нас.
— Ему?!
— А ты не знал об этом, брат Стефан? Ему, за наличные деньги и за дочку Шмерля, Лаю. Это та самая девица, что приходит к майору по вечерам, разодетая словно попугай. Тебе придется подкупить арендатора, чтобы он сказал майору, будто знает ирландца как купца, что вел с ним дела. Словом, пускай поручится за него, и тогда, может, его и отпустят. Майору важны хорошие отношения со Шмерлем, он на этом хорошо имеет…
— Но ведь майора нет в Гостыне, он в Познань уехал!
— Надолго?
— Не знаю, отец настоятель, на несколько дней.
— Что же, придется вооружиться терпением и ждать, когда он вернется. Другого выхода я не вижу, брат Стефан.
Совет оказался хорошим. Батхерста освободили через три дня, в ночь с 6 на 7 декабря 1806 года. Ему отдали трость, документы и приказали убираться прочь[257].
Той же ночью Бенджамен с монахом сели на лошадей (коня для монаха предоставил арендатор) и отъехали от города настолько быстро, насколько это было возможно. Только ночью далеко уехать было никак нельзя. Переночевали в крестьянской хате. Утром в воскресенье (7 декабря) они направились в Познань по дороге, обсыпанной быстро тающим снегом. В городе переждали несколько часов, поскольку постоянно идущие службы не позволили англичанину сразу же оставить письмо-вызов («Буду во вторник»). До Шамотул добрались к вечеру. Им навстречу вышел Юзеф.
— Все в порядке? — спросил Бенджамен.
— Почти, сэр. Я только приказал посадить Робертсона в подвал.
— Что он сделал?
— Нажрался. Могут быть неприятности.
— Какие неприятности? То, что упился, это еще нормально, он за это получит.
— Он нажрался с управляющим, сэр!
— Что-то выболтал?
— Мы не знаем. Но он с ним разговаривал, а по пьянке…
— Слишком много он и не знал, — совершенно бессмысленно утешил себя Бенджамен.
— Достаточно уже того, что он упомянул про Лондон, сэр, — вмешался стоящий рядом Хейтер.
— Ты прав, этого достаточно. Будем надеяться, что таким уж кретином он не был. Ладно, утром посмотрим.
Бенджамен повернулся к монаху, который молча стоял у него за спиной.
— Джозеф, это отец Стефан. Приготовь ему постель, он будет спать рядом с Сием.
— Так точно, сэр.
Юзеф с монахом ушли, а Батхерст обратился к Хейтеру:
— Вас беспокоили?
— Нет, сэр.
— Никаких солдат, французов…
— В замке были лишь пара поляков, но никаких подозрений у них не возникло.
— Что за поляки? Зачем они здесь?
— Не знаю, сэр, но с нами это никак не связано. Поляки организовывают в городе какую-то свою власть, потому они и приходили.
— То есть, все в порядке?
— Почти в порядке, сэр.
— Ты про Робертсона? Я его накажу, как и обещал, но не думаю, чтобы…
— Я имею в виду Джозефа, сэр!
— Джозефа?
— Да, сэр, он как-то странно изменился. Это не он посадил Робертсона под замок, это я с Томом и Мануэлем заставили его сделать это.
— Ты с ума сошел, Брайан? Что ты имеешь в виду?
— Мы говорили об этом. Я, Мануэль и Том. Они тоже заметили.
