– Рене! – воскликнул он, вскакивая.
– Ложитесь, – спокойно отвечал Рене. – Почему же вы не дали мне знать раньше?
Феликс с минуту в изумлении смотрел на Рене, потом позволил уложить себя на диван, – он был ещё слишком слаб, чтобы стоять.
– Кто сказал вам, что я был болен? – раздражённо спросил он.
– Маргарита.
– А ей кто?
– Не знаю. Я уже неделю не видел её. Я читал в Амьене лекции. Она написала мне, что вы больны, и просила немедленно поехать в Лондон, чтобы ухаживать за вами. Я решил, что вы ей написали.
– Наверно, опять проболтался этот дурак Бертильон, – отвечал Феликс. – Он приехал сюда на военный смотр. Ну что за осел! Ведь я специально просил его держать язык за зубами. Н-неужели вы приехали только из-за меня? Что за нелепость! Я вполне оправился, осталась только небольшая слабость.
Когда Феликс достаточно окреп, они вернулись в Париж. Рене проводил выздоравливающего к нему домой, уложил его в постель и только после этого согласился отправиться к себе.
– Тебе об этом сказал Бертильон? – спросил он вечером Маргариту.
– Мы с ним не виделись. Он ведь, кажется, в Англии?
– Тогда кто же тебе сказал? Феликса это очень взволновало.
Она отперла ящик стола около своей кушетки и протянула брату письмо.
– Разве этого недостаточно?
– «Тысяча и одна ночь, сказка…» Это от Феликса? Почерк как будто не его… да, теперь понимаю, почему ты узнала…
– И не только почерк, – прочти все письмо, и ты поймёшь.
Дрожащие, с трудом нацарапанные строчки ползли то вверх, то вниз, и разобрать их было нелегко. Это было бессвязное, с претензией на юмор повествование о безуспешной попытке успеть на рождественский обед при содействии подвыпившего кучера, который не любил иностранцев, и лошади, которая соглашалась тронуться с места только под звуки гимна «Правь, Британия!» Каламбуры были плоскими, многие слова повторялись, другие были пропущены. В середине описания встречи с остряком-мусорщиком рассказ обрывался на словах: «Это всё, что я могу вспомнить, но я торжественно заявляю, что пьян был кучер, а не я».
– Ты, конечно, права, – сказал Рене. – Подобная безвкусица не похожа на Феликса.
– А похоже на него шутить о пьяных возницах и разбившихся каретах именно со мной? Он мог написать это только в горячке. Запомни, Рене, он не должен узнать, как я обо всём догадалась. Ему будет тяжело. Пусть думает, что мне рассказали.
На другой день Феликс навестил Маргариту. Она была одна и к его приходу надела ожерелье из ракушек и белую шёлковую шаль – его прошлогодний подарок. Он был ласков, мил и весел, но при взгляде на него у Маргариты сжалось сердце – скорбные складки вокруг рта стали глубже, и никогда ещё она не видела такой печали в его глазах. Вначале Маргарита не решалась вымолвить ни слова – ей казалось, что она расплачется. Но, взяв себя в руки, она через силу заговорила о пустяках. Ни он, ни она не упомянули ни о его болезни, ни об истории с пьяным кучером.
– А как поживает английская поэзия? – спросил Феликс.
– С тех пор как вы уехали, я ушла с головой в сонеты Шекспира. Отчего вы никогда не говорили мне о них?
– Я не был уверен, что они вам понравятся.
– Я и сама не уверена в этом. По правде говоря, я думала – они мне совсем не понравятся. Но потом стала перечитывать их ещё и ещё. Они ставят меня в тупик. Порой я совершенно теряюсь.
– Сонеты Шекспира очень трудны.
– Да нет, дело не в языке – его я легко понимаю; трудно другое – проникнуть в мысль автора. Кажется, что кто-то всё время заглядывает через плечо. Почитайте мне их, пожалуйста. Книга на столе.
Феликс взял томик в руки.
– Какой именно? Я читал эти сонеты так давно, что почти забыл их содержание.
– Любой после двадцатого. Я их уже хорошо знаю, но хочется послушать, как они звучат.
Феликс полистал страницы, просматривая сонет за сонетом, и наконец начал:
– Я наблюдал, как солнечный восход…
– Ещё, пожалуйста, – попросила Маргарита, когда он умолк.
Феликс продолжал листать сонеты, читая ей то один, то другой; и, наблюдая за ним, девушка заметила, что он ускользнул в иной, закрытый для неё мир. В некоторых местах его голос звучал так, что у неё перехватывало дыхание. Ей чудилось, она слышит вопли, долетающие из бездны, где во тьме бродят души погибших.
Без тени в мире счастья не найдёшь,
Как мне узнать, что ты сейчас не лжёшь?
При этих словах его глаза стали почти чёрными. Но он прочитал следующий сонет и ещё один, и в голосе его зазвучала угроза. Маргарита не шевелилась, стиснув под шалью руки…
И лилии гниющие…
Что ему пришлось пережить?
Какой ужас сделал его таким?
После минутного молчания он перевернул страницу и наугад начал другой сонет:
Да. это правда: где я не бывал,
Пред кем шута не корчил площадного!
Его голос замер: он не дрогнул, просто в нём не осталось ни звука. Феликс встал, подошёл к окну, откинул штору и постоял немного, глядя на улицу.
– Мне показалось, что кто-то меня позвал, – сказал он, возвращаясь. – Где же мы остановились? Ах да, на сто десятом сонете. Мне кажется, он мало интересен. И в-вообще эти сонеты не очень приятное чтение. Они такие… как бы это сказать… Не то чтобы слишком вычурные…
– Нет, – тихо сказала Маргарита, – они просто нагие.
Он бросил на неё быстрый взгляд.
– Во всяком случае, в них нет воздуха. Словно ты сырный клещ в коробке с бутербродами и видишь, как над тобой закрывается крышка. Давайте почитаем что-нибудь весёлое.
Маргарита отрицательно покачала головой.
– Нет, на сегодня довольно – я устала. Взгляните, пожалуйста, не пришёл ли Рене. Он хотел поговорить с вами. Да, оставьте книгу на столе, благодарю вас.
Когда он вышел из комнаты, она опять взяла томик Шекспира и перечла ещё раз три-четыре сонета. И на книгу упало несколько слез.
– О, если б только он не лгал об этом… если б только он не лгал.
Всю зиму Феликс выглядел так плохо, что друзья не переставали за него тревожиться. Летом он много ездил и упорно уверял, что просто путешествует ради удовольствия. Однако, когда он в октябре приехал в Мартерель, все в один голос принялись уговаривать его поехать, как советовал Леру, к морю или в горы и отдохнуть по-настоящему.
– В Швейцарию ехать поздновато, – отвечал он. – Кроме того, один, без всякого дела, я умру там со скуки. Послушайте, Рене, а если нам вместе поехать в Антиб или куда-нибудь на Эстерель? Вам тоже нужно отдохнуть, а в Париж вы должны вернуться только через месяц. На обратном пути мы заедем сюда за вашей сестрой.
