– Но он заикается.
– При чтении – никогда. Я не представлял, как могут звучать английские стихи, пока не услышал его.
Когда пришёл Феликс, Маргарита предложила читать Шекспира.
– Если уж я обречена изучать английские стихи, я хочу послушать, что из них можете сделать вы. Рене утверждает, что в вашем исполнении самые плохие звучат великолепно. Это правда, что в Манаусе вы мучили Рене Мильтоном, а он полюбил его? Я послушная ученица, но предупреждаю – Мильтона читать не буду. Это моё окончательное решение.
– Когда у Рене был приступ лихорадки, я развлекал его «Самсоном». Надеюсь, он ему понравился; но, как бы то ни было, эти стихи мне слишком дороги, чтобы расточать их на легкомысленную девицу, неспособную их оценить. Вас ждёт «Генрих Шестой» – все три части – в наказание за непочтительность к Мильтону.
– Смилуйтесь над ней, – запротестовал Рене. – Это слишком жестоко. Давайте возьмём «Ричарда Третьего», над ним по крайней мере не уснёшь.
– Нет, я не позволю обучать свою ученицу бранным словам.
– Боитесь, как бы она не использовала их, если вы засадите её за Мильтона?
– Да, например «паук раздувшийся» – подходит? Конечно. Но смею заметить, кривая з-злая жаба может оказаться чувствительной. Нет, мы возьмём «Генриха Пятого» – будет урок английского языка, и только – Вы, мадемуазель, будете принцессой Катариной, она тоже недолюбливала английский язык. А Рене будет Флюэлленом.
Рене посмотрел на Феликса и рассмеялся.
– «Коль скоро ваша милость честный человек»? И даже если ваша милость не таковы. Не огорчайся. Ромашка, «Генрих Пятый» – вещь вполне сносная.
– Что-то не верится, – надувшись, ответила Маргарита. Её и Феликса охватило какое-то буйное веселье. За ужином они наперебой поддразнивали друг друга, а когда со стола было убрано и книги открыты, они никак не могли успокоиться. Пока читался пролог и диалог двух епископов, они вели себя как расшалившиеся дети, подзадоривая друг друга на всякие глупости. Маргарита впервые показала Феликсу, как она умеет перевоплощаться, и архиепископ кентерберийский в её исполнении был таким великолепным шаржем на отца Жозефа, что при словах:
Господь н ангелы его священный
Ваш трон да защитят…
Рене расхохотался. Рассуждения о салическом законе она читала и приподнято-торжественном тоне.
Хотя Маргарита никогда не покидала пределов Франции, у неё было прекрасное английское произношение, а лёгкий акцепт лишь усиливал напыщенность, которую она вложила в заключительные слова архиепископа:
Хвала Вам, храбрецы британские!..
Не окончив строки, Маргарита опустила книгу.
– Меня не смущает, что львёнок
Его отважный жажду утолял
В крови французских рыцарей.
Мы давно привыкли к этому. Но почтенный старец невыносимо скучен. И Шекспир весь такой?
– Не совсем. Давайте пропустим две-три страницы. Пистоль и Ним понравились Маргарите, но – когда снова появился король, она сделала грустное лицо.
– Боже мой, снова длинные речи! Через мгновение она уже не поддразнивала. Феликс читал речь короля, обращённую к лорду Скрупу Мешему:
А, Скруп! Что мне тебе сказать…
Эти слова были произнесены таким глубоким голосом, что заставили Маргариту взглянуть на Феликса. В лице его не осталось ни кровинки.
Ты, Имевший ключ ко всем моим советам
И в глубине души моей читавший!
«Неужели то была женщина?» – подумала Маргарита, как когда-то Рене. Она посмотрела на брата. Он слушал затаив дыхание, не двигаясь, заворожённый великолепием стихов, переливами чудесного голоса. Глаз Феликса он не видел.
Ты лучшее из чувств на свете – веру
В людей-сомненья ядом отравил!
Ведь если кто казался неподкупным —
Так это ты; учёным, мудрым – ты;
Кто родом благороден был – все ты же;
Казался набожным и кротким – ты!
Она слушала, холодея от страха. Нет, то была не женщина. В его сердце таилась незаживающая рана, но нанесла её не женщина. Она была уверена в этом.
Голос стал суровым и холодным, в нём больше не было недавней страстности:
И ты таким казался,
Без пятнышка единого!
Набросил
Ты подозренья тень своей изменой
На лучших из людей.
«Подозренья… подозренья…» – содрогаясь, повторяла про себя Маргарита. Казалось, в комнату вошёл призрак.
– Ромашка, – окликнул её Рене, – ты пропустила свою реплику. Ты же герцог Экзетер.
Маргарита торопливо стала читать:
Я арестую тебя за государственную измену…
При первых словах миссис Квикли к Феликсу вернулось озорное настроение, но Маргарита до конца вечера оставалась грустной и тревожно поглядывала на Феликса из-под опущенных ресниц.
«Как быстро меняется у неё настроение, – подумал он. – Хорошо, что Рене такой уравновешенный».
Очень скоро Маргарита серьёзно увлеклась английской поэзией. Феликс проводил у них два вечера в неделю, и большая часть времени посвящалась чтению вслух. Если Рене бывал дома, они втроём читали в лицах пьесы, а без него Феликс и Маргарита занимались лирическими поэтами. Вскоре она уже познакомилась с лучшими образцами английской поэзии – от народных баллад и пьес елизаветинцев до Вордсворта и Колриджа. Правда, Феликс не сумел заразить её своей страстью к Мильтону, но Шелли сразу покорил её воображение.
Однажды, когда они были одни, Маргарита сказала:
– Я хочу, чтобы вы прочитали мне вот это. Я без конца читала эти стихи, даже выучила их наизусть, они всё время звучат у меня в ушах, но я не знаю, о чём здесь говорится.
Она выбрала «Будь же счастлив…»
– Эта вещь мне не нравится, – последовал быстрый ответ. – Давайте возьмём что-нибудь другое,
Маргарита с удивлением взглянула на Феликса: такая резкость не была ему свойственна. Потом поняла и поспешно сказала:
– Конечно, как вам угодно.
– Что-нибудь из песен?
– Нет, прочтите первый акт «Освобождённого Прометея». Сегодня мне хочется высокой поэзии.
При первых же величественных строках Феликс забыл о существовании Маргариты; его голос обволакивал её и ввергал в бушующий водопад строф. Стихи, которые прежде казались ей просто хорошими, теперь потрясали её, как громовые удары, вещающие о возмездии:
