главному феодалу — князю, и условно свободных крестьян, работающих на земле. В то же время ветви власти…
— Ого, вот как? — удивилась она совершенно неискренне. — А какие еще бывают формы?
Рэй в деталях поведал об абсолютной монархии, а когда перешел к сословно-представительной, заметил, что подруга, привалившись на оконную раму, уж и задремала на прохладном ветерке.
* * *
Всякий день находилась какая-нибудь задача, которую следовало сделать: перерисовать из дневника Амадея карту прилегающих земель, сходить на торг, поупражняться в письме, чтении, стрельбе, верховой езде. Рэй довольно сдружился с Амадеем, который тоже наслаждался компанией, какой не удавалось сыскать среди местных. Они беседовали о политике и экономике, о культуре и обычаях местных земель, делились интересными историями и мнениями. Донельзя начитанный Амадей немало поведал о государственном устройстве и юстициарной системе Княжества.
— Ай! Тс… — шикнул Рэй, порезавшись опасной бритвой.
Он уже помылся в бане, однако, решив разобраться с колючей бородой, накинул на себя полотенце и вернулся в парную. Непривычный способ бритья этим инструментом еще ни разу не дался ему бескровно.
— Сольвейг такая милая девушка, — невзначай сказал Амадей через открытую дверь между парной и предбанником.
— В котором месте? Язва, а не девушка, — ответил Рэй, силясь разглядеть расплывчатое отражение в полированном листе железа.
— Хочешь сказать, вы с ней не в отношениях? — удивился тот.
— Да упаси Светлые боги. А что, заинтересован? Не советую.
— Просто интересно, кто она такая, — уже накинув на себя банное платье, Амадей вошел в остывшую парную и выхватил бритву из рук неумелого цирюльника. — Поверни-ка голову.
— Да я и сам могу…
— Что можешь, изрезать себе лицо? Я уже привык к опасным бритвам, а ты и держишь неправильно, смотри, вот такой угол должен быть. Что до Сольвейг, спрашиваю потому, что… если честно, меня тревожит ее поведение. Ты знал, что каждую ночь она уходит из светлицы? — легко проводя лезвием по щеке Рэя, спросил он. — И, представь себе, не по деревне она гуляет, а ближайшим угорам и лесам! Чтобы гулять ночью по лесу, — опасливо понизил он голос, — нужно самому быть опаснее того, что водится ночью в лесу. Будь я суеверным лапотником, уже заподозрил бы в ней страшную колдунью.
Рэй вовсе не знал, что ответить: лисьи повадки у кого угодно вызовут подозрения.
— Бродячая травница, да? Что-то я ни одной травинки в ее руках не видел. С чего бы ей помогать незнакомому беглецу? Опасно и, уж прости, выгоды никакой.
Рэй оценил прозорливость Амадея, поняв, что их с Сольвейг история и правда слабовата.
— У нас… сложные отношения. Но я не думаю, что она желает мне зла. В общем, помнишь, я задавал вопрос о предметах Великих Героев? Скажем так, мы с ней временно работаем в этом направлении.
— Ты ей веришь — только это я и хотел услышать, — стирая о полотенце стружку с лезвия, ответил Амадей. — Ни тебе, ни Сольвейг не нужно передо мной отчитываться, вы мои гости. Просто волнуюсь за товарища. Местная нечисть крайне хитра и зачастую смертельно опасна, одурачить какого-нибудь лапотника ей раз плюнуть. Ты просто будь начеку. И не бойся сказать, если понадобится помощь, — завершая с бритьем, прибавил он.
— Спасибо, Амадей. Ты даже не представляешь, как нас выручил.
* * *
Под вечер мерные стоны уже привычным образом донеслись из-за стены.
— Завтра хотим пойти на окраину деревни, чтобы пострелять из лука, — сообщил Рэй, параллельно записывая те же слова руническим шрифтом на восковой дощечке. — Амадей говорит, там упражняются местные охотники и даже есть соломенные мишени. Пойдешь с нами?
Сольвейг сидела, скрестив руки, по виду, как и всегда, чем-то недовольная. Демонстративное молчание осталось ответом. Он отложил стилус — острую палочку для письма по воску — и подошел к ней.
— Соль, опять собака твою тень перебежала? Что не так? — Рэй коснулся ее плеча, но та сразу отстранилась.
— Ты пьян!
— Вовсе не… — опешил он и тут же признался: — Ну мы с Амадеем взяли травяного из той корчмы. Да выпили-то всего по паре кружек.
— Какие ценители. А вчера была наливка на черемухе из Срединного края. А позавчера — миндальная из Южного?
Тут она устало выдохнула и взглянула-таки на героя.
— В общем-то, мне всё равно, можешь пить сколько хочешь. Только у меня, как и других зверей, острый нюх на спирт, так что не приближайся, пожалуйста, в таком состоянии.
Рэй, сжав губы, вернулся на кровать и снова взял дощечку.
— Знаешь, у меня неплохо получается.
— Нравится письмо?
— Письменность интуитивна. Приходится напрягаться, чтобы припомнить чертеж каждой руны, но я уже могу написать почти любое предложение.
— Коли так, может, напишешь о том, как долго ты собираешься оставаться в Стяготе? Ведь ты, кажется, шел в Умиру, чтобы найти настоящих героев? — сказала она, особенно подчеркнув «настоящих». — Но, похоже, решил остаться с этим повесой.
Не успел Рэй найтись с ответом, как девичьи стоны за стенкой прозвучали громче, а за ними раздался победный возглас Амадея.
— Как кролики, честно слово, — цыкнула Сольвейг. — И опять другая девица?
— Амадей времени не теряет, — с завистью отметил Рэй, выписывая руны на дощечке под светом вощеной лучины.
— Вестимо, и тебе сегодня кое-что перепадет, — недовольно произнесла Сольвейг.
— О чём это ты? — подняв голову, спросил Рэй, но тут в дверь учтиво постучали.
Он откликнулся и лишь затем подумал, кто бы это мог быть? Амадей-то слышно, какой занятой.
Вошла та самая служанка, с красивыми эбеновыми волосами; о ней-то намедни и говорил Амадей. Она, не произнося ни слова, взглянула на Рэя, затем украдкой на Сольвейг, застенчиво провела ладонью по пышной пряди. Стройное молодое тело скрывал лишь короткий сарафан, ткань которого оказалась столь тонка, что пропускала даже слабый свет единственной в комнате лучинки; в блеске огня соблазнительно вырисовывался просвет бедер.
— Я пошла, — закатив глаза, сказала Сольвейг, и быстро хлопнула дверью.
Девушка проводила ее взглядом, затем несмело перешла светлицу — ноги ее были босы, а волосы распущены — это уже выдавало самые откровенные намерения. Она взобралась на кровать к герою, заставив отложить письмо, придвинулась ближе, взяв его за руку.
Он открыл было рот, но горячий пальчик лег на его губы, обрывая глупый вопрос.
Ее большие голубые глаза поблескивали на фоне матово-черных волос. Она коснулась его шеи, опустила горячую руку на грудь, под которой волнительно сердце стучало. Аромат девичьей кожи очаровывал сильнее приворотного зелья да был так близок, что наслаждаться им можно было до упоения.
То ли явь, то ли сон. Как давно Рэй не испытывал этих чувств! Герой
