Сантэн не могла оставаться на месте. Она повернулась, пошла назад к источнику и остановилась на краю, глядя на доску с роковой надписью.
– Как ты мог, Лотар? – прошептала она. – Ты ожесточился, ты отчаялся, но это чудовищно…
Она медленно спустилась по крутому берегу и присела у края воды. Протянула руку и кончиком указательного пальца коснулась поверхности. «Холодная, холодная, как смерть», – подумала Сантэн, тщательно вытирая палец о брюки, и посмотрела в глубину.
Она задумалась о словах Блэйна «Я однажды видел такое. Когда мы шли здесь маршем из Валвиса в 1915 году», и неожиданно в глубине ее сознания всплыл забытый разговор. Она вспомнила лицо Лотара Деларея, освещенное огнем костра, его измученные глаза, когда он исповедовался ей.
– Нам пришлось это сделать; по крайней мере тогда я так считал. Силы Союза непрерывно преследовали нас. Но если бы я догадался о последствиях…
Он замолчал и стал смотреть в огонь. Она тогда так его любила! Она была его женщиной. И хотя тогда еще не знала этого, уже носила в чреве его ребенка… Тогда она взяла его за руку, чтобы утешить.
– Это неважно, – прошептала она, но он повернул к ней горестное лицо.
– Важно, Сантэн, – ответил он. – Ничего омерзительнее я никогда не делал. Месяц спустя я вернулся к тому источнику, как убийца. И почувствовал – за милю, даже больше. Смерть повсюду: дохлые зебры и сернобыки, шакалы и маленькие пустынные лисы, птицы, даже стервятники, питавшиеся гнилыми тушами. Столько смерти… Я буду помнить это до своего последнего дня; вот единственное в жизни, чего я по-настоящему стыжусь, и когда-нибудь мне придется за это ответить.
Сантэн медленно выпрямилась. Она чувствовала, как гнев и разочарование отступают перед охватившим ее возбуждением. Она снова коснулась воды и смотрела, как по спокойной поверхности расходятся круги.
– Он говорил серьезно, – сказала она вслух. – Он искренне стыдился. И не может еще раз так поступить. – Она вздрогнула от страха при мысли о том, что собирается сделать, и, чтобы набраться храбрости, продолжала слегка дрожащим голосом: – Это блеф. Надпись – блеф. Иначе быть не может… – Она снова замолчала, вспомнив трех убитых лошадей. – Он их убил. Они выбились из сил, и он отравил их. Все блеф. Вероятно, дал им яд в ведре, но не из источника. Второй раз он бы так не поступил.
Она медленно сняла шляпу с головы и ее широким краем убрала с поверхности воды слой пыли и мусора. Потом зачерпнула воды обеими пригоршнями и собралась с духом. Выдохнула – и коснулась воды губами.
– Сантэн! – в гневе крикнул потрясенный Блэйн, спрыгнул вниз и выхватил шляпу из ее рук. Вода пролилась ей на ноги, смочила брюки. Он схватил Сантэн за руки, рывком поднял. Лицо у него налилось кровью и потемнело, глаза гневно сверкали. Он крикнул ей в лицо: – Вы совсем рехнулись, голубушка?
Он грубо тряс ее, его пальцы больно впились ей в предплечья.
– Блэйн, вы делаете мне больно!
– Делаю вам больно? Да я готов высечь вас, сумасшедшая…
– Блэйн, это блеф, я уверена. – Она испугалась. В гневе он был страшен. – Блэйн, пожалуйста. Пожалуйста, выслушайте меня!
Она видела, что выражение его глаз изменилось: он опомнился.
– Боже, – сказал он. – Я думал…
– Вы делаете мне больно, – бессмысленно повторила она, и полковник отпустил ее.
– Простите. – Он дышал так, словно пробежал марафонскую дистанцию. – Не смейте так поступать со мной, женщина. Не знаю, что я сделаю в следующий раз!
– Блэйн. Послушайте меня. Это блеф. Он не травил воду. Я готова поставить на это свою жизнь.
– Почти поставили, – проворчал он, но на этот раз прислушался. – Как вы пришли к такому заключению?
Он наклонился к ней ближе, заинтересованный и готовый поверить.
– Когда-то я его знала. Хорошо знала. И слышала, как он дал клятву. Тогда, в 1915 году, это он отравил источник, о котором вы говорили. Он признался в этом, но поклялся, что больше никогда не поступит так. Он описал горы трупов вокруг источника и дал клятву.
– А мертвые лошади? – спросил Блэйн. – Как вы это объясните?
– Ладно. Их он отравил. Он все равно убил бы их. Они не могли идти, а львам он бы их не оставил.
Полковник подошел к краю воды и всмотрелся в нее.
– Вы хотели рискнуть… – Он оборвал фразу и содрогнулся, потом отвернулся от воды и резко крикнул:
– Сержант Хансмейер!
– Сэр.
Сержант поспешно подошел к нему от лошадей.
– Сержант, приведите сюда хромую кобылу.
Хансмейер вернулся к лошадям и привел кобылу. Она хромала на правую переднюю ногу, и ее все равно пришлось бы оставить.
– Напоите ее! – приказал Блэйн.
– Сэр? – Хансмейер удивился, а поняв намерение Блэйна, встревожился. – Из источника? Он отравлен, сэр.
– Это мы и собираемся установить! – мрачно сказал Блэйн. – Пусть пьет!
Черная кобыла охотно спустилась по берегу и вытянула длинную шею к воде.
Пила она большими глотками. Вода булькала у нее в брюхе, и оно на глазах раздувалось.
– Я не собиралась травить лошадь, – прошептала Сантэн. – А если я ошиблась… Какой ужас…
Хансмейер позволил кобыле напиться вволю, потом Блэйн приказал:
– Отведите ее назад. Он взглянул на часы.
– Дадим ей час, – решил он и взял Сантэн за руку. Отвел ее в тень нависающего берега, и там они сели.
– Вы говорите, что знали его? – спросил он наконец. – Насколько хорошо знали?
– Он работал на меня – много лет назад. Начинал первые работы на шахте. Он инженер, вы должны знать.
– Да, я знаю, что он инженер. Это есть в его досье. – Он помолчал. – Вы должны были очень хорошо знать его, если он сделал вам такое признание. Вина человека – очень интимная вещь.
Она ничего не ответила. «Что мне ему сказать? – подумала она. – Что я была любовницей Лотара Деларея? Что я любила его и родила ему сына?»
Неожиданно Блэйн усмехнулся.
– Ревность – отвратительное чувство. Я беру назад свой вопрос. Он слишком дерзок. Простите.
Сантэн накрыла его руку своей и благодарно улыбнулась.
– Но это не значит, что я простил вам то, что вы меня так перепугали, – с насмешливой серьезностью сказал он. – Я бы с удовольствием отшлепал вас.
Эта мысль вызвала у Сантэн странное извращенное возбуждение. Его гнев испугал ее, но возбуждение тоже пугало. Со времени ухода из миссии Блэйн не брился. Борода у него была густая и темная, как шерсть выдры, в ней блестел одинокий серебряный волос. Он рос в углу рта, светясь, как звезда ночью.
– На что вы смотрите? – спросил он.
– Думаю, будет ли щекотать ваша борода, если вы решите поцеловать меня, а не отшлепать.
