Френсис смотрела, как медленно опускали деревянный гроб, как он скрылся во тьме могилы, и после этого зрелища все кругом показалось ей еще более унылым. Подле спящего капитана Синглтона находился его вестовой, а Изабеллу убедили уйти в ее комнату отдохнуть после долгого ночного путешествия. Кроме двери, выходившей в общий коридор, в комнате мисс Синглтон была еще одна дверь, ведущая в спальню сестёр Уортон. Заметив, что эта дверь приоткрыта, Френсис подошла к ней с добрым намерением узнать, хорошо ли устроилась гостья. К своему удивлению, девушка увидела, что та, кого она думала застать спящей, не только не спит, но даже не собирается ложиться. Черные волосы, во время обеда лежавшие тугими косами вокруг ее головы, теперь были распущены и пышными волнами падали на плечи и грудь, придавая несколько мрачное выражение чертам Изабеллы; мраморную белизну ее лица подчеркивали жгучие черные глаза, взгляд которых был прикован к портрету, который она держала в руке. Френсис чуть не потеряла сознание, когда случайное движение Изабеллы позволило ей увидеть, что то был портрет человека в хорошо знакомом ей мундире виргинского полка. Едва дыша, Френсис инстинктивно приложила руку к сердцу, чтобы умерить его биение: ей показалось, что она узнает образ того, кто так глубоко запечатлелся в ее воображении. Она сознавала, что нескромно вторгается в чужую священную тайну, но волнение мешало ей говорить, и она опустилась на стул, не в силах оторвать взгляд от гостьи. Изабелла же не замечала трепещущей свидетельницы ее переживаний и прижимала портрет к губам с жаром, изобличавшим пылкую страсть. Френсис едва успевала следить за тем, как изменялось лицо красивой гостьи: одно чувство быстро вытеснялось другим, столь же сильным и столь же волнующим. Однако выражение печали и восхищеиия на лице Изабеллы было сильнее других. О печали говорили слезы; они падали крупными каплями на портрет и так неудержимо текли по щекам, что казалось, были вызваны глубоким горем. В каждом жесте Изабеллы сказывалась пламенная натура, и каждое новое чувство всецело овладевало ее сердцем. Ярость ветра, налетавшего на дом, отвечала душевной тревоге Изобеллы. Наконец она встала и направилась к окну. Теперь она скрылась из глаз Френсис, которая уже собиралась подняться и подойти к ней, как вдруг звуки трепетной песни приковали ее к месту. Мелодия была очень странная, и голос не отличался силой, но такого выразительного исполнения Френсис никогда не слыхала. Она стояла затаив дыхание, пока песня не была пропета до конца.
Тяжелый туман над замерзшим ручьем
Навис седой пеленой,
И ветер шумит над пустынным холмом,
Где дуб чернеет нагой.
Затихла природа в преддверии сна,
Но грудь моя вновь беспокойством полна.
Внезапно обрушился страшный шторм
На мой свободный народ,
Но выстоял он под жестоким напором,
И враг сюда вновь не придет.
Борьба была долгой, и наши герои
В решительный бой нас вели за собою.
Ревет, завывая от ярости, вьюга,
И дуб чернеет нагой,
Но кажется мне, будто солнце юга
Струит свой убийственный зной.
Пусть ветер холодный гудит над горами,—
Бушует в душе моей грозное пламя.
Песня глубоко запала в душу Френсис, а слова вместе с воспоминаниями о событиях последних дней пробудили в груди впечатлительной девушки незнакомую ей прежде тревогу. Когда отзвучали последние звуки мелодии, Изабелла отошла от окна, и взгляд ее упал на бледное лицо восхищенной Френсис. Девушки одновременно вспыхнули, голубые глаза хозяйки на миг встретились с черными блестящими глазами гостьи, и обе смущенно их опустили; однако они бросились навстречу друг, другу и взялись за руки, хотя ни одна из них не отважилась взглянуть в лицо другой.
— Внезапная перемена погоды и беспокойство за брата навеяли на меня грусть,— проговорила Изабелла тихим, дрожащим голосом.
— Говорят, теперь он вне опасности,— так же смущенно заметила Френсис.— Вот если бы вы видели вашего брата, когда его привез майор Данвуди...
Френсис замолчала, словно почувствовала себя виноватой, хотя и не знала, в чем. Подняв глаза, она увидела, что Изабелла пристально вглядывается в нее, и кровь снова прилила к ее щекам.
— Вы сказали — майор Данвуди,— едва слышно произнесла Изабелла.
— Да, он был с капитаном Синглтоном.
— Вы знакомы с Данвуди? Вы часто с ним видитесь?
Френсис снова решилась посмотреть на Изабеллу и снова встретила ее испытующий взгляд,— казалось, гостья хотела проникнуть в самую глубину ее сердца.
— Говорите, мисс Уортон, майор Данвуди вам знаком?
— Он мой родственник,— ответила Френсис, испуганная тоном гостьи.
— Родственник! — повторила Изабелла.— Близкий родственник? Говорите, мисс Уортон, умоляю вас!
— Наши матери двоюродные сестры,— нерешительно произнесла Френсис.
— И он ваш жених? — с жаром спросила гостья.
Этот откровенный вопрос неприятно задел Френсис. Подняв глаза, она несколько надменно посмотрела на гостью, но лишь только увидела бледные щеки и дрожащие губы Изабеллы, как ее возмущение тут же прошло.
— Это правда, я догадалась? Отвечайте же, мисс Уортон! Умоляю вас, из сострадания к моим чувствам скажите мне... вы любите Данвуди?
Трогательная мольба, прозвучавшая в голосе мисс Синглотон, обезоружила Френсис, и, закрыв свое горящее лицо руками, она в смущении опустилась на стул.
Несколько минут Изабелла молча ходила взад и вперед по комнате; наконец, справившись со своим волнением, она подошла к Френсис, которая сидела, не поднимая глаз, чтобы скрыть испытываемую ею неловкость, взяла ее за руку и, с явным усилием сохраняя самообладание, сказала:
— Простите, мисс Уортон, если непреодолимое волнение заставило меня забыть о приличиях... серьезнейший повод... жестокая причина...
Она замялась. Френсис подняла голову, их взгляды снова встретились. Они обнялись, прижавшись друг к другу пылающими щеками. Объятие длилось долго, оно было искренним и пылким, но ни одна из девушек не заговорила, а когда их руки разжались, Френсис молча ушла в свою спальню.
Пока в комнате мисс Синглтон разыгрывалась эта удивительная сцена, в гостиной обсуждались вопросы исключительной важности. Хозяйке пришлось немало поломать голову, прикидывая, как использовать остатки описанного нами обеда. Хотя немало кусков дичины нашло себе место в карманах вестового капитана Лоутона, а кое-чем запасся даже помощник доктора, не надеясь задержаться надолго на таком прекрасном постое, все же провизии осталось так много, что заботливая мисс Пейтон не знала, как разумнее ею распорядиться. Вот почему Цезарь и его госпожа уединились и долго совещались по этому важному вопросу; вот почему полковник Уэлмир был всецело предоставлен гостеприимству Сары Уортон. Когда обычные темы для разговора были исчерпаны, полковник с некоторым смущением, часто сопутствующим сознанию собственных ошибок, слегка коснулся событий прошедшего дня.
