Что ж, раз дом так выглядел, это хорошо — по дороге мы миновали уже один из намеченных — точно уж ни на что не годящийся: окна и двери нараспашку, и повсюду снуют доброжелательные и счастливые люди в кирасах.
— Мишель, как ты думаешь, — проговорил я, скорее спрашивая себя самого, — где тут задняя дверь?
— Где-то сбоку? — ответил тот с сомнением.
— Сзади есть калитка, — ровно сообщил Жиро. — Нужно пройти через двор, затем постучать четырежды, дважды, и еще раз четырежды.
— Ты уже бывал здесь? — уточнил я.
— Не раз, господин мой. — А вот называть меня так он, пожалуй, уже никогда не перестанет — это как-то закрепляло его новое мировоззрение, и снять эту зацепку я пока не решался, она придавала ему устойчивость. Но Фонтаж чуть-чуть вздрогнул, невольно, хотя положение дел уже было ему известно. Я бы и сам вздрогнул, но сколько же можно?
— Потихоньку, подвое. Жиро, ты со мной, — эта ритуальная фамильярность тоже теперь была нашим самим собой сложившимся новым стилем. — Этьен, вы с Мишелем подъезжайте к нам за угол через пару минут.
Мы безмятежно пересекли дорогу и углубились в проулок. С этой стороны, немного выше роста всадника на коне, поднималась глухая, увитая виноградом стена с небольшой калиткой.
— Она, конечно, обычно заперта?
— Обычно отперта, — возразил Жиро.
Обычно. Но не сейчас. Я соскочил с седла и толкнул створку, содрогнувшуюся, но не шелохнувшуюся с места. Жестом я поманил Жиро, который присоединился ко мне на земле и с умеренным интересом уставился на калитку.
— А что надо делать в таких случаях?
Жиро моргнул. Похоже, мой вопрос поставил его в тупик.
— Постучать?
Я неожиданно для самого себя выдохнул с огромным облегчением. Жиро что-то предполагал. Какая-то способность к этому у него сохранилась, что меня и радовало.
— Я тоже так думаю. — И как он и говорил, постучал четырежды, дважды и еще раз четырежды. Стук был не очень громкий, но я слышал, как он гулко разнесся по маленькому внутреннему дворику. И снова ничто кроме ветра и шелеста дикого винограда не нарушало гробовой тишины.
Мы подождали немного, пока не раздался стук копыт и из-за угла не показались Фонтаж и Мишель.
— Ну что же, теперь, раз все в сборе… Жиро, — я кивнул на дверь, и мы вместе резко в нее ударили всем весом. Возможно, это была не самая разумная тактика, но в случае неудачи она могла подвигнуть кого-то приблизиться к калитке с тем, чтобы вопросить, что происходит. Этого, впрочем, не случилось. Калитка распахнулась и мы дружно вкатились во дворик.
Кто-то тихо ахнул и это был не Жиро. Вокруг стояли люди. Очень бледные, с расширившимися потрясенными глазами и с пистолетами и аркебузами в дрожащих руках.
— Не рекомендую, господа! — сказал я ободряюще, едва переведя дух. Я был уверен, что сразу же палить нам навстречу они не станут. На это было по меньшей мере две причины — они слышали обычный пароль, пусть и боялись на него откликнуться. И они боялись привлечь внимание выстрелами. Страх смешивался с надеждой. — Зато рекомендую пропустить двоих наших друзей, а потом тихо закрыть дверь снова и заложить засов покрепче. Хотя вы правы, защитой вам не засов, а только тишина. Могу я увидеть вашего хозяина? Мы лишь сегодня прибыли из Парижа.
Моргнула одна пара вытаращенных глаз, потом другая, затем все наконец зашевелились и задышали.
— Кто вы такие?.. — вопросил седоусый человек в ливрее, лицо которого было покрыто то ли морщинами, то ли шрамами — а скорее, тем и другим вперемежку.
— Воинство божие!.. — гордо ответствовал Жиро и откуда-то послышался сдавленный писк, растворившийся во взвизге взводимого курка.
— Не стоит нас бояться, — я мягко опустил, прижав ладонью, ствол ближайшей аркебузы. — Мы пришли не «с миром». Отдайте вашему хозяину это письмо и это кольцо.
— Письмо… — очень подозрительно и неуверенно протянул седоусый. — Мы можем его открыть?
— Не стоит, — вздохнул я, — это лучше сделать вашему хозяину. — Когда я потянулся к своему левому рукаву, они снова панически зашевелились. — Хорошо, не бойтесь, пусть кто-нибудь вытащит из моего рукава стилет. Осторожно, не порежьтесь… и меня тоже не заденьте. А теперь посмотрите на щиток под рукоятью. Это вам что-нибудь говорит?
Один из лакеев передал стилет Лоренцо Медичи седоусому, который, едва взглянув на знакомый герб, просветлел лицом. Вот так-то, случайно подвернувшиеся кинжалы бывают полезнее перстней!
— Мы немедленно проведем вас к хозяину и передадим ему ваше письмо, ваша светлость!..
Хозяин дома кутался в плащ с меховой опушкой и дрожал. В комнате было темно из-за закрытых наглухо ставней, свет проникал только в крохотные щели, а от зажженного камина распространялись кровавые отсветы и чад. Было душно.
В дрожащих пальцах так же отливал огненной кровью мой перстень с рубином. Хозяин бесконечно посматривал то на него, то на письмо, где, я знал, был оттиск бокового узора перстня с рельефной лилией, покрытой алой кровавой эмалью, будто пущенный в ход наконечник копья. Хозяина дома это немного успокаивало.
— Что вы хотите знать? — пролепетал он. — Простите меня… — и приложился губами к какому-то горячему травяному отвару в глиняной пиале с глазурью, изукрашенной «павлиньими глазами».
— Вы больны? — поинтересовался я.
Он вымученно шевельнул скривившимися губами.
— Нет. Не думаю… — и бросил на меня тоскливый взгляд. Его лицо, бледное и одновременно красноватое в живой от сполохов тьме, лоснилось потом. Меховая опушка то нервно опадала от дыхания, то тут же встопорщивалась дыбом.
Что-то зашевелилось, поскуливая — маленькая лохматая собачка, пробравшаяся ему на колени из глубин кресла, укрытых складками плаща. Заблестели три черных пуговки — нос и глаза.
— Я хочу знать все. Что здесь случилось. Когда все началось. Что вы обо всем этом думаете. Где, по-вашему, тот, кто всем этим заправляет.
Он обрушил на меня горы сбивчивой и ненужной информации. Что ж, так и должно было быть… Но для полноты картины следовало выслушать все это, вкупе с догадками о делах соседей, грядущем апокалипсисе и подорожании пшеницы. Иначе как узнать, как все это выглядело со стороны. Главное, я узнал, когда все это началось. Два дня назад. То есть, только в тот день, когда в Париж уже пришло донесение о произошедшем. Значит, известие или, может быть, было лучше назвать его приглашением, послал сам Линн. Опять же, как мы и думали. Но даже если это приманка, он не мог позволить себе подготовить ее только наполовину, даже для него это было бы слишком большим распылением энергии. Труа был захвачен по-настоящему, и то же постепенно будет происходить со всеми городами, одним за другим. О Париже, впрочем, пока беспокоиться всерьез не стоило. Это слишком явная цель. Раз не удалось взять ее с первого же раза, теперь до нее дойдет нескоро. А вот перемещаться неуловимо и дразняще то в один город, то в другой, быть повсюду и нигде — это хорошая игра. Что ж, всерьез гоняться мы за ним не будем. Если повезет — увидимся в Труа. Если не повезет — он все равно не удержится от соблазна подойти ближе.
