Поправляя на ходу причёску, Нонна побежала к брату. Тот нехотя поднялся, поплёлся к массивным воротам, ключом отпер калитку и, выпустив сестру, снова запер.
Когда Нонна вернулась, было почти темно.
— Куда же мы едем? — нарочито равнодушно спросил Домантович, заметив, что машина, в которую они уселись втроём, идёт не к центру города, а прямо в степь.
— Тут, километрах в двадцати, шофёр знает один уютный ресторан. Там мало людей, отличное вино, есть радиола…
— Выходит, всё необходимое для души и тела.
Ехали с полчаса. Домантович все поглядывал в окно, напрасно стараясь рассмотреть окутанную мраком местность. Нонна, прижавшись к своему новому знакомому, верно, задремала. Глухонемой, как и надлежало ему, молчал.
— Ну, вот и прибыли! — сразу оживилась Нонна, как только машина остановилась возле уже знакомой читателю таинственной таверны, служившей своеобразным перевалочным пунктом для школы «рыцарей благородного духа».
Таверна, оказывается, выполняла ещё одну важную функцию: служила местом, где «оселки» испытывали новичков. Многое могли бы порассказать её стены о коварстве, слезах, предательстве и даже крови. Но они молчали и в мягком сиянии вечернего света казались даже приветливыми.
Постукивая деревяшкой, хозяин таверны провёл гостей в самый уютный уголок, отгороженный от зала чем-то напоминавшим ширму. Он по-немецки извинился за скромность обстановки и спросил, желает ли уважаемая фрейлен послушать музыку и какие подать вина и закуски. Проявив редкую для девушки осведомлённость, Нонна все заказала сама.
А дальше всё пошло согласно заранее намеченной программе: надрывалась радиола, пустые бутылки на столе сменялись полными. Нонна все ближе прижималась к Домантовичу, с которым уже в начале ужина выпила на брудершафт, глухонемой все чаще выходил подышать свежим воздухом, иногда вместе с хозяином таверны. Домантович то объяснялся в любви, то лепетал о злой судьбе и исковерканной жизни, порывался петь…
Уже через час пришлось ехать домой, потом полусонного гостя волоком тащили в комнату, укладывали на кровать.
— Нонночка! — позвал девушку Домантович, когда она вслед за братом хотела выйти из комнаты непутёвого квартиранта.
— Что тебе? — сердито откликнулась Нонна.
Домантович приподнялся на локтях, и глаза его блеснули насмешливо и весело.
— Знаешь, Нонна, — совсем трезвым голосом проговорил он, — передай своим шефам, что я уже стреляный воробей, и вся сегодняшняя музыка была ни к чему. А «брату» скажи, пусть не страдает, разыгрывая роль глухонемого. Спокойной ночи, детка!
— У вас здесь как у настоящего монаха! — пошутила Нонна, войдя в недавно оборудованный кабинет Фреда, хотя на душе у неё было совсем не весело.
— А здесь действительно когда-то была келья… Знакомство состоялось?
Нонна утвердительно кивнула головой и молча протянула ленту.
Фред укрепил её на своём магнитофоне и стал слушать.
Когда лента добежала до разговора о пробковом дубе и об Испании, Нонна, чтобы предупредить события, бросила:
— Здесь я допустила ошибку…
— Это не столь важно, хотя вообще вы вели себя неосмотрительно.
— Неосмотрительно? Вообще?..
— Потом скажу, послушаем дальше…
Прослушивание заняло несколько часов. Запись встречи в таверне Фред прослушал дважды.
— Он так быстро опьянел?
— Какое там! Он, как выяснилось, разыграл пьяного, да так, что ни я, ни дядя Паня не догадались.
— Почему вы думаете, что он притворялся?
— Знаете, что он на прощание сказал мне?
— Повторите, только точно.
Нонна слово в слово передала сказанное Домантовичем.
Фред только сокрушённо покачал головой.
— Вот это попалась рыбёшка!
На какую-то минуту он задумался.
— Почему вы считаете, что я вела себя неосмотрительно? — спросила Нонна.
— Потому что вы сразу начали кокетничать. А надо было выдать себя за девушку скромную, не привыкшую оставаться наедине с мужчиной…
— Но Воронов приказал мне…
— Он просто не учёл душевного состояния человека, изголодавшегося по женскому обществу. Ведь Домантович не видал женщин с самого окончания войны. Активность должен был проявить он. Ну, довольно об этом! Сделайте так: вернувшись в Фигерас, позвоните дяде Пане и скажите, что он больше не глухонемой! Но передайте ему мой приказ: с квартирантом много не разговаривать. Две-три фразы служебного характера в день, и все. Я приеду через неделю-полторы. Пусть немного потоскует. Попробуем расшифровать и стреляного воробья. Вам у дяди Пани больше делать нечего…
— Выходит, не справилась?
— Просто он опытнее вас, Нонна! Ведь вы ещё так молоды!
— Из молодых, да ранних! — вдруг вырвалось у девушки по-украински.
— Давно не слышал украинского языка.
— А вы бывали на Украине? — почему-то обрадовалась Нонна.
— Где меня только не носило… А почему вы так обрадовались?
— Тоскую по дому… иногда…
Нонна опустила голову и задумалась. Фред незаметно следил за ней, в свою очередь что-то обдумывая. Затем вынул из сейфа папку и стал её просматривать.
— Зачем вам понадобилось моё дело? — спросила Нонна.
— Как вы догадались?
— Узнала свой почерк. Это же моя автобиография..
— Так вы харьковчанка… Переводчица у немцев… Вспомнил. Все в порядке…
— Что в порядке?
— Слушайте, Нонна! Как бы вы отнеслись к предложению недельки на две съездить в Россию? Абсолютно легально, с паспортом, советской визой и всем прочим.
Нонна побледнела.
— Диверсия? — тихо спросила она.
— Мелкое поручение.
— А именно?
— Свой план я обязан согласовать с начальником школы. Скажу вам потом.
— Можно мне подумать до завтра?
— Даже нужно.
— Мне бы очень хотелось побывать дома, но…
— Немного боязно, да?
Нонна утвердительно кивнула головой.
— Это хорошо, что откровенно признаетесь… Поэтому и советую: ещё и ещё раз хорошенечко подумайте. Даже не день. Даю вам неделю срока. Но когда вызову, будьте готовы сказать «да» или «нет». Только откровенно.
— Конечно… Я и сейчас разговаривала с вами откровенно. Да ещё с Мэри — мы с ней иногда отпускаем вожжи и отправляемся странствовать в прошлое. Но только изредка…
— То-то Мэри частенько напивается! Она полька? Насколько я припоминаю, из-под Лодзи?
— Да.
— Передайте ей, чтобы меньше пила. Возможно, я и для неё что-нибудь придумаю… Но пока это между нами…
Неожиданная женитьба Артура Шрёдера
