Монк немного помолчал, откинувшись в кресле. На губах человека, лишенного чувства юмора, мелькнула усмешка.
– Несмотря на объявление, что не подчинившиеся будут исключены из Акта об амнистии, а подчинившиеся останутся под его защитой, дела последних были переданы в суд, где лояльные присяжные признали их виновными и приговорили к смерти. Первым был казнен генерал-майор Харрисон note 35, которого четвертовали в Черинг-Кроссе. За ним последовали другие, пока народ, насытившийся ежедневными кровавыми зрелищами, не начал роптать. Тогда был сделан перерыв, после которого казни начались снова. Обвинения предъявлялись постепенно – Ламберт note 36 и Вейн note 37 предстали перед судом только в 1662 году. Но они не были последними. Казней не происходило лишь в этом году, но, возможно, конец еще не наступил.
Монк вновь сделал паузу, а когда он заговорил, в его голосе послышалась горечь.
– Я сообщаю вам все это с глазу на глаз не для того, чтобы критиковать действия его величества. Не дело подданного осуждать монарха, особенно сына, стремящегося отомстить за то, что он считает, справедливо или нет, убийством своего отца. Я говорю это, стремясь заставить вас понять, что несмотря на мое горячее желание быть полезным, я не могу оказать вам помощь тем путем, на который вы рассчитываете, так как это обратит на вас, прямо или косвенно, внимание его величества. Отмщение не заставит себя ждать. Ваше имя Рэндал Холлс, и…
– Я могу изменить имя! – воскликнул полковник, осененный внезапным вдохновением. Затаив дыхание, он смотрел на задумавшегося Олбемарла.
– Может найтись кто-нибудь, кто знал вас раньше, – заговорил герцог, – и кто с удовольствием разоблачит обман.
– Я готов рискнуть, – весело говорил Холлс, оправившись от безнадежности, в которую поверг его пространный монолог Олбемарла. – Я рисковал всю жизнь.
– А как же я? – осведомился герцог, в упор глядя на него.
– Вы?
– Мне ведь придется участвовать в этом обмане.
– Можете не сомневаться, что я вас не выдам.
– И тем не менее, мне придется в этом участвовать. – Тон Олбемарла стал более серьезным, чем прежде.
Черты лица Холлса постепенно вновь обретали мрачное выражение.
– Вы понимаете меня? – печально спросил герцог.
Но Холлс не желал понимать. Приподнявшись в кресле, он оперся руками о стол.
– Но в военное время, когда Англия нуждается в опытных офицерах, должно же быть какое-то оправдание для…
И снова Олбемарл покачал головой, его лицо было серьезным и печальным.
– Для лжи не существует оправданий.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и Холлс пытался скрыть охватившее его отчаяние. Затем он медленно опустился в кресло. Некоторое время он сидел, уставившись на полированный пол, потом вздохнул, пожал плечами и потянулся за лежащей рядом шляпой.
– В таком случае… – Холлс сделал паузу, чтобы проглотить комок в горле, – … мне остается только откланяться…
– Нет-нет! – Герцог склонился вперед и положил ладонь на руку посетителя. – Мы не можем расстаться таким образом, Рэндал.
Холлс смотрел на него, все еще изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Он печально улыбнулся.
– У вас полно дел, сэр. На ваших плечах бремя государства, ввергнутого в войну, а я…
– Тем не менее вы останетесь пообедать.
– Пообедать? – переспросил Холлс, спрашивающий себя, где он будет обедать в следующий раз, ибо разоблачение состояния его дел должно было неминуемо последовать за неудачей попытки их улучшить, и комфорт «Головы Павла» станет для него недоступным.
– Пообедать и возобновить знакомство с ее светлостью, – Олбемарл встал и отодвинул кресло. – Она, безусловно, будет рада вас видеть. Пойдемте. Обед уже подан.
Холлс медленно и неуверенно поднялся. Его самым большим желанием было покинуть Уайт-холл и остаться наедине со своими горестями. Тем не менее, он подчинился, дабы не сожалеть впоследствии о своем отказе. К тому же его душу согрела мысль о доброжелательном приеме со стороны ее светлости.
Когда Олбемарл провел его в соседнюю комнату, массивная, неопрятного вида женщина уставилась на гостя, затем хлопнула себя по бедрам, выражая свое изумление, и бросилась к нему навстречу.
– Клянусь Богом, это же Рэндал Холлс! – воскликнула она. Прежде чем полковник смог догадаться о ее намерениях, женщина, вцепившись ему в плечо, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. – Джорджу повезло, что он привел вас в качестве оправдания. Обед стоит уже десять минут – хорошее мясо стынет и портится! Ну, пошли! За столом расскажете мне, какая удача привела вас сюда.
Взяв гостя под руку, она повела его к столу, который мистер Пепис, обладавший пристрастием к земным благам, описывал заваленным дрянным мясом и грязными тарелками. Стол и впрямь походил на герцогский не более, чем его хозяйка на герцогиню. Нэн Кларджес, дочь и вдова кузнеца, была ранее швеей и любовницей Монка, когда лет двадцать назад его заключили в Тауэр note 38, на которой в недобрый, по общему мнению, час он впоследствии женился, чтобы узаконить их детей.
У нее было мало друзей в том мире, где ныне вращался ее супруг, а прежние друзья давно исчезли из ее поля зрения. Поэтому она хранила добрую память о тех немногих, кого могла назвать этим именем. Одним из них был Рэндал Холлс. Из глубокого уважения к Монку, а отчасти из природной доброжелательности он в ранние дни брака Монка выказывал должное почтение к его супруге, к которой большинство друзей и соратников мужа относились с нескрываемым презрением. Миссис Монк холила и лелеяла это почтение, как может делать только женщина в ее положении, и память о нем запечатлелась в ее голове навсегда.
Кларендон, подобно многим, не выносивший супругу Монка, охарактеризовал ее следующей фразой: «Nihil muliebris praeter copus gerens» note 39. За ее неопрятной внешностью он не разглядел женское сердце, быстро откликающееся как на ненависть, так и на любовь. Холлс мог бы просветить его на этот счет. Но, увы, они никогда не встречались друг с другом.
Самое незначительное добро, сделанное нами на протяжении жизненного пути, может явиться семенем, дающим богатый урожай, который понадобится нам в час нужды.
В данный момент Холлс хорошо это понимал. За обедом хозяйка засыпала гостя вопросами, пока не вытянула из него информацию не только о состоянии его кошелька, но и о причинах возвращения в Англию, надеждах, которые он питал, и разрушении этих надежд ее супругом. Последнее привело в ярость достойную леди.
– Черт возьми! – завопила она на своего повелителя. – Ты дал Рэндалу от ворот поворот, словно нищему попрошайке?!
