– Матушка, могу ли я поговорить с вами?
Утта удивилась: в голосе сына послышались взволнованные нотки. Она встала с мягкого, обшитого бархатом табурета.
– Нам лучше отойти… – произнесла она, заметив уже любопытное взоры компаньонок. И увлекла сына в дальний угол комнаты, где стоял низкий столик, вокруг которого были разбросаны цветные подушки. Компаньонки, сыновья и дочь, часто посещавшие покои королевы-матери, любили понежиться на них. Однако Утта предпочитала сидеть на стуле, стоявшем тут же подле подушек.
Она села на стул и жестом пригласила сына расположиться на подушках у её ног. Но почему-то Гернот не спешил этого сделать. Он присел на подушки поодаль от матери, обдумывая всё то, что намеревался сказать ей. На столе стояли серебряные и византийские керамические чаши, наполненные различными фруктами. Гернот с задумчивым видом потянулся за крепкой золотистой виноградинкой, положил её в рот и начал сосредоточенно жевать.
Утта была окончательно заинтригована. Она наконец не выдержала затянувшегося молчания и первой нарушила его:
– Говори, Гернот, не томи меня…
Гернот встрепенулся, выйдя-таки из задумчивости. Он перебрался на подушки подле матушки и начал говорить тихо, стараясь не привлекать внимания компаньонок.
– Гунтар встречался с послом лангобардов…
Утта кивнула.
– Я знаю о его прибытии в Ворбетамагус. Надеюсь, его хорошо разместили?.. Хотя не стоило! Ещё недавно эти дикари топтали нашу землю.
– Да, их разместили хорошо, посол остался доволен оказанными почестями и гостеприимством сенешаля… – подтвердил Гернот. – Король Агинмульд прислал щедрые дары…
– М-да… И чего же он хочет? – насторожилась Утта.
– Мира, взаимопонимания… – неопределённо ответил Гернот.
Утта удивлённо вскинула чёрные выразительные брови.
– Можно подумать, мы были против мира! Это лангобарды напали на нас! И теперь взаимопонимание им подавай! Странно… Что за всем этим кроется, Гернот? Ты можешь объяснить мне?
Гернот пребывал в смятении: разумеется, он был сражён дарами лангобардов, однако считал короля Агинмульда отнюдь не подходящей партией для Кримхильды. Повелителю лангобардов было уже сорок пять лет, он похоронил двух жён. И теперь решил жениться на юной девице! Кримхильде едва исполнилось пятнадцать! Всё в Герноте протестовало против этого брака. И он боялся, что Гунтар согласится…
– Король лангобардов просит руки Кримхильды! – выпалил Гернот.
Утта побледнела, однако старалась сдерживать захлестнувшие её эмоции.
– И что король, мой сын? Что он ответил посланнику? – с тревогой в голосе поинтересовалась королева-мать.
– Гунтар сказал, что должен обдумать предложение… Вопрос серьёзный… – понимая состояние матери, ответил Гернот.
– И как долго Гунтар намерен обдумывать предложение лангобардов? – допытывалась Утта.
– Завтра он собирает совет… – признался Гернот и тут же порывисто добавил: – Матушка, я не хочу, чтобы моя сестра отправилась в дикие земли и стала женой стареющего сластолюбца!
Утта с благодарностью воззрилась на сына.
– Ничего не говори Гунтару о нашем разговоре… И тем более Кримхильде… Не престало попусту беспокоить её.
– Обещаю, матушка… Однако наш король обещал, что посланник-лангобард увидит Кримхильду.
Утта нагнулась и поцеловала сына в лоб.
– Иди… Мне надо подумать… – произнесла она.
Гернот поднялся с подушек и покинул покои матушки. Казалось, Утта пребывала в оцепенении. Компаньонки исподволь наблюдали за своей госпожой. Наконец она из девушек оставила вышивание и отважилась приблизиться к королеве-матери.
– Госпожа, госпожа… – робко обратилась она к Утте. – Вы что-нибудь желаете?
Утта очнулась. Она огляделась, взгляд её скользнул по фрескам, украшавшим стены помещения.
– Нет-нет… Благодарю тебя… Можешь продолжить свою работу.
Компаньонка поклонилась и поспешила к напольной раме для вышивания.
Утта резко поднялась со стула. В голове у неё пульсировала только одна мысль: «Надо поговорить с Петронием… Только он сможет повлиять на решение Гунтара…»
…Петроний пребывал в тяжких размышлениях, когда в его покои вошла Утта, одна, без свиты. Советник удивился, однако тотчас поспешил навстречу к королеве-матери.
– Блистательная госпожа! Благодарю вас, что посетили моё скромное жилище!
Утта беглым взором окинула «скромное жилище» советника, про себя подметив, что с каждым разом интерьер становится всё богаче и изысканнее и вскоре сможет соперничать (по слухам, разумеется) с виллой Аэция Флавия, что под Равенной.
– У меня к тебе серьёзный разговор, Петроний… – тотчас пресекла велеречивого советника гостья.
– Да-да, разумеется, я всегда к вашим услугам… – подтвердил свою готовность Петроний и указал Утте на стулья, стоявшие друг напротив друга. Королева-мать с удовлетворением присела на привычный для неё стул. Сам же Петроний разместился напротив, решив, что возлежать на римской кушетке[19] будет несколько неуместно.
Утта молчала, не решаясь отчего-то начать разговор первой. Петроний решил помочь ей.
– Госпожа, вероятно, нечто важное привело вас сюда… одну, без свиты… Разговор будет приватным, не так ли?
– Да, – подтвердила Утта. – И я прошу сохранить в тайне всё, что здесь будет сказано.
– Не сомневайтесь в этом! – заверил её советник.
Утта удовлетворённо кивнула и произнесла:
– Мне стало известно, что король лангобардов выказал желание жениться на моей дочери…
Петроний сморгнул. «Гернот проболтался… Больше некому…» – промелькнуло у него в голове.
– Да, моя госпожа, это так. Причём Агинмульд прислал богатые дары, чем явно расположил к себе нашего короля.
– Ах, вот как! – резко воскликнула Утта. Внутри у неё всё «кипело» от возмущения. – И что ты по этому поводу думаешь, Петроний?
Советник закатил глаза, причмокнул и наконец произнёс:
– Сиятельная госпожа, думаю, наш король уже всё решил… Совет, назначенный на завтра, будет лишь формальностью.
Утта отшатнулась.
– Ты хочешь сказать, что Гунтар даст согласие на этот брак? Агинмульд старше даже меня, уморил двух жён… Мало того, он – язычник!
– Всё так, моя госпожа… – подтвердил Петроний. – Но вы не учитываете сложившейся политической обстановки. А она отнюдь не простая…
Утта недовольно фыркнула.
– Ох уж эта политика! Ничего в ней не понимаю! Я всего лишь – женщина! Но вы, мужчины, готовы ради неё пожертвовать всем!
Петроний развёл руками.
– Увы, моя госпожа… Мир жесток, и приходится считаться с его законами.
Утта теряла терпение. Она несколько раз глубоко вздохнула и произнесла:
– Мне всё равно, чего на данный момент требует политика. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь стала заложницей её интересов. И поэтому прошу тебя, Петроний, убедить Гунтара отвергнуть предложение короля Агинмульда.
Петронию и самому не нравилась вся эта затея лангобардов по одной простой причине: союз Бургундии и королевства лангобардов был выгоден прежде всего им самим и, пожалуй, гуннам, но отнюдь не Риму. А Петроний как римский гражданин (а им он до сих пор являлся, несмотря на то, что двадцать лет провёл в Ворбетамагусе) руководствовался в своих поступках всегда в первую очередь интересами Рима, а затем уж Бургундии. И назревающий союз мог повредить его родине. Поэтому Петроний решил использовать на совете всё своё красноречие и дар убеждения, дабы убедить Гунтара не связываться с лангобардами.
– Я сделаю всё возможное, моя госпожа, – пообещал советник.
– Я знала, что тебе можно довериться… – с некоторым облегчением произнесла Утта.
…Вечером, когда Утта в сопровождении дочери и компаньонок направилась в храм, дабы послушать вечернее бдение, у галереи, которая вела на храмовую площадь, она заметила высокого статного светловолосого мужчину в богатом облачении. Доселе Утта никогда не видела его в королевской резиденции и по назойливым взглядам, что он бросал на Кримхильду, догадалась – это тот самый посланник-лангобард.
Кримхильда также обратила внимание на чужеземца.
– Кто это, матушка? – спросила она. – И почему он так смотрит на меня?
– Вероятно, один из послов, что недавно прибыл в резиденцию. – Утта старалась говорить как можно спокойнее и, немного помолчав, добавила: – Что поделать, если шпильманы на весь свет растрезвонили о твоей красоте! Вот знатные мужчины и стремятся в Ворбетамагус… На тебя полюбоваться…
Кримхильда улыбнулась: приятно слыть самой красивой девушкой не только в Бургундии, но и в сопредельных королевствах.
* * *
И вот настал день совета. Гунтар восседал на троне, его окружали Гернот, Гизельхар, Петроний, верные друзья – Хаген и Фольгер; несколько придворных, мнением которых король не особо дорожил, но по своему статусу те всегда присутствовали при решении государственных вопросов.
