Иов нахмурился.
– Плохо, – сказал он.
– Как плохо? – спросил полковник, бледнея. – Он болен?
– Телом – нет.
– Так что же?
Иов поднес указательный палец к сморщенному лбу.
– Болезнь здесь, а может быть, и тут, – и рука старика Иова опустилась со лба к сердцу.
– Черт возьми! – вскричал полковник. – Он влюблен? Ах, если несчастная, зажегшая искру в сердце моего мальчика, не излечит его… то ей придется иметь дело со мною.
Глава общества «Друзей шпаги» вошел в белый домик, прошел через мраморные сени и быстро поднялся по лестнице в первый этаж. Он толкнул дверь и остановился на пороге комнаты, которая вполне заслуживает подробного описания.
Это было нечто вроде рабочего кабинета или, вернее, курильной, стены которой были покрыты коврами, а четыре окна выходили в сад и во двор. Сказочная роскошь этой странной обстановки напоминала Восток: смирнские ковры, лакированная мебель, ящички из сандалового дерева и алоэ, расставленные на изящных подзеркальниках трюмо; экзотические растения, стоявшие у окон; диван посреди комнаты, обитый такою же материей, как и стены, картины лучших мастеров, трофеи охоты, оружие арабское, индийское и персидское обращали эту комнату в настоящую сокровищницу, о которой мог мечтать любой светский лев.
Полковник остановился на пороге и нежно взглянул на человека, полулежавшего на диване. Это был юноша лет девятнадцати или двадцати, белокурый, с грустными глазами, бледным нежным лицом и прозрачными, как воск, руками; он казался таким хрупким, что его легко можно было принять за переодетую молодую девушку. Когда полковник вошел, молодой человек, одетый в черный бархатный халат, полулежал – как мы уже сказали – на диване, устремив голубые глаза на рисунок ковра; он так замечтался, что даже не слышал шума отворившейся двери.
– Как он бледен! – прошептал полковник, сердце у которого тревожно забилось.
Он на цыпочках подошел и опустился на колени перед юношей; потом назвал его по имени и обнял его с материнской нежностью.
– Арман… – сказал он, придавая своему обыкновенно повелительному и грубому голосу выражение трогательной нежности.
Молодой человек вышел из задумчивости, и улыбка скользнула по его губам.
– Здравствуй, отец, – сказал он, – ты очень добр, что пришел навестить своего сына.
– Дорогое дитя, – сказал полковник, садясь рядом с молодым человеком, – я оставил тебя одного на некоторое время… прости меня… но у меня были дела… я уезжал…
– Ты уезжал, отец?
– Да, дитя мое.
– О, отчего ты не взял меня с собою! Полковник смутился.
– Это было невозможно, – сказал он.
– Я так люблю путешествовать, – грустно продолжал молодой человек. – О, как приятно подышать другим воздухом!
– Дитя мое, разве тебе не хорошо здесь?
– Да, я был счастлив.
– А теперь? – спросил полковник, голос которого задрожал от волнения.
– О, теперь, отец… теперь…
Арман вздохнул, и полковник увидал, как слезы блеснули в его голубых глазах.
– О, Господи! Что же с тобою случилось и кто тебя обидел? – вскричал он.
Слеза, блеснувшая на глазах молодого человека, скатилась и упала на руку полковника, который вскрикнул, точно она обожгла его. Он снова опустился на колени и с мольбою смотрел на юношу, взяв его маленькие руки в свои.
– Говори… расскажи мне, как ты страдаешь и кто тому причиной… ты еще не знаешь, что я могу сделать! Ты не знаешь, что отец твой задушит, как ядовитую змею, мужчину или женщину, которые заставили тебя плакать.
– Отец, – прошептал юноша, – в течение месяца я пережил тысячу терзаний; но со вчерашнего дня все во мне умерло…
– Рассказывай, дитя мое, рассказывай, молю тебя… – умолял растерявшийся полковник, целуя руки Армана.
– Слушай, отец, вот уже месяц я люблю женщину, люблю страстно, благоговейно, всей душой… я готов умереть за нее… Но она не любит меня.
– Она полюбит тебя!
– Она любит другого…
– Я убью его.
Полковник произнес эти три слова таким голосом, что сердце у юноши замерло.
– Она оскорбила меня… она ударила меня перчаткой, – продолжал Арман с рыданием в голосе.
Полковник побледнел, как полотно.
– Она ударила тебя? – вскричал он.
– Да… перчаткой…
– Но где?.. Когда?
– Вчера… у себя на балу.
– На балу… Ее имя? Скажи мне, как ее зовут, и убью ее!
– Я люблю ее… – прошептал Арман с бешенством. – Я люблю и ненавижу ее.
– Ее имя? Ее имя? – повторял полковник.
– Баронесса Сент-Люс, – чуть слышно прошептал молодой человек.
Полковник выпрямился во весь свой высокий рост; он скрестил руки на груди и, опустив глаза, с бледными губами и расширившимися от клокотавшего в нем страшного гнева ноздрями прошептал, стукнув в пол ногой:
– Я часто слышал имя этой женщины; я даже встречал ее. Она небольшого роста, блондинка, розовенькая и беленькая; у нее черные глаза. Я также слышал, что эта женщина, прикрываясь своим благородным именем, предавалась недозволенным удовольствиям и, как настоящий демон, разбивала сердца тех, которые имели несчастье увлечься ею; пресыщенная и бездушная, она потешалась над любовью своих поклонников, как тигр тешится своею добычей. И эта-то женщина отняла у меня сына! Ну же, – прибавил полковник, – посмотрим, кто победит, госпожа баронесса де Сент-Люс. Увидим, удастся ли вам одолеть отца так же, как вы одолели сына…
Полковник снова взял руки юноши в свои.
– Как зовут «его», человека, которого она осмелилась предпочесть тебе?
– Граф Степан.
– Русский?
– Да.
– Ну, что ж, – решил полковник, – этот человек умрет. Он снова сел рядом с Арманом и прибавил:
– Расскажи мне все… расскажи все своему отцу…
Час спустя полковник, уезжая из улицы Гельдер, сказал, что вернется только вечером, так как он рассчитывал поехать вместе с сыном обедать в Версаль или Сен-Клу, но он вернулся домой раньше, грустный и хмурый, и, бросившись в кресло, закурил сигару и начал составлять план мщения. Этот обыкновенно энергичный человек окончательно терял голову при виде страданий своего дорогого мальчика.
«Ну, что ж, – решил он после долгого размышления, – я исполнял и более трудные дела, и теперь самое удобное время удостовериться в том, глава ли я общества „Друзей шпаги“
И он написал следующую повестку:
«Полковник Леон приглашает членов своего общества ввиду крайне важного дела явиться в будущий четверг к шевалье д'Асти, который вследствие полученной им раны все еще лежит в постели. Начало собрания в восемь часов вечера».
«Двое отсутствуют, – размышлял полковник Леон. – Лемблен в Африке, а Шаламбель в замке Мор-Дье ухаживает за баронессой; но все остальные явятся…»
