— Вот тебе то, что ты ищешь с такой безумной яростью и ожесточением. Возьми это кольцо, но знай, что в обмен на него тебе придется расстаться со своей душой, которой с этого момента навеки завладеет дьявол, ибо ты, как верный раб, преданно служил ему все эти годы.
Дон Артуро оцепенел от ужаса, услышав эти слова и узрев такое чудо, сотворенное ради него одного: больше никто из ворвавшихся в дом мародеров не видел чудесного младенца. Сердце безжалостного грешника впервые смягчилось, и он, раскаявшись в содеянном, покинул дом, оставив там не только кольцо, но и все бывшие при нем драгоценности и оружие. Он вернулся в Испанию босиком, изнуряя покаянием плоть во имя спасения души. Добравшись до Толедо, он вошел в монастырь Святой Девы Милостивой и с тех пор ни разу не покинул его. Говорят, он ведет жизнь, исполненную великой святости.
К этому самому брату Педро обратился Эстебан с вопросом, кто такая донья Мариана, и тот, предположив, что вопрос свидетельствует скорее о неведении вопрошавшего, чем о желании повидаться с ней, сообщил, что дама эта — не кто иная, как известная куртизанка, в постели которой перебывали все королевские придворные, и не только они, но и многие другие, в том числе и он сам, когда еще носил имя дона Артуро де Перголы. В заключение дон Педро выразил убеждение, что, будучи монахом, дон Эстебан наверняка и в мыслях не держал завязывать с ней какие-либо отношения.
Получив эти разъяснения, брат Эстебан поспешил рассказать брату Педро, хотя сей праведник вовсе и не ждал от него никаких объяснений, что он пообещал кое-кому в Индиях передать этой даме письмо от ее старого знакомого.
— Вам не удастся исполнить свое обещание, милый брат, — отвечал ему на это брат Педро. — Прошло уже несколько месяцев, как дама, которую вы разыскиваете, бесследно исчезла, и никто не знает, где она.
Все это стало мне известно от самого брата Эстебана, который рассказал мне об этом в Мехико, когда и он и я благополучно возвратились к дону Эрнану, чтобы дать ему отчет в том, как мы выполнили его задание.
С облегчением встретил брат Эстебан весть об исчезновении доньи Марианы, поскольку, будучи бесстрашным миссионером, отважно проповедовавшим индейцам Слово Божие, перед дамами он неизменно утрачивал всю свою смелость, особенно если эти дамы были к тому же куртизанками. И тогда брат Эстебан незамедлительно отправился в Вальядолид, где в это время находился весь императорский двор.
Разыскать Памфило де Нарваэса было делом нетрудным. А когда тот узнал, что монах прибыл в страну из Индий, он весьма ласково принял его в своем фамильном доме в Вальядолиде. Коварный капитан, не подозревая об истинной цели визита, расточал брату Эстебану любезности, предложил ему угощение и вино. Они побеседовали о разных вещах, прежде чем миссионер приступил к делу:
— Благодарю вас, ваша милость, за гостеприимство, с которым вы приняли меня в вашем доме, но боюсь, мне придется огорчить вас, заговорив о вещах не слишком приятных. Избежать этого разговора тем не менее не удастся, так как именно ради него мне пришлось отложить мою миссию в Индиях и проделать долгое путешествие в Испанию.
Услышав эти слова, Нарваэс насторожился и сразу помрачнел, однако важного вида не утратил и продолжал держаться, как подобает вельможе, еще не догадываясь, что монах собирается заговорить с ним о его преступлениях.
— Так говорите, зачем вы приехали, — произнес он.
— Я прибыл по поручению дона Эрнана Кортеса, чтобы от имени губернатора предложить вам вернуть то, что вам не принадлежит, то, что вы присвоили себе, находясь в Новой Испании.
— О чем вы говорите? — гневно воскликнул Нарваэс.
— Я говорю о драгоценном камне в форме колокола, с жемчужиной вместо языка.
— Я не понимаю…— упорствовал Нарваэс.
— Вы все прекрасно понимаете, сеньор, — ответствовал ему монах, возвысив голос так, чтобы его могли услышать люди, находившиеся в доме. — Речь идет о драгоценном изумруде, законный владелец коего желает как можно быстрее вернуть его себе, как он уже вернул четыре других изумруда, которые тоже были у него украдены.
Уверенность Нарваэса пошатнулась, когда он услышал эти слова, но, будучи человеком гордым и надменным, он не пожелал так быстро уступить.
— Повторяю, мне ничего не известно об этом камне, и хочу вас предупредить, что я не намерен терпеть подобные обвинения в свой адрес. Это вам дорого обойдется, хотя вы и духовная особа, так что советую быть поосторожней.
— Вас обвиняю не я, сеньор, но известный вам Хулиан де Альдерете.
— Какие же обвинения могут исходить от того, кто уже давно в могиле?
— Да, он действительно мертв. Но прежде чем предать свой дух в руки Создателя, он, зная, что его сообщники сговорились его убить, написал письмо, в котором признался во всех своих преступлениях и в своей измене. Хотите услышать, что говорится в этом письме, или, быть может, вы избавите меня от тяжкой необходимости повторять, а себя — выслушивать то, что вам и так прекрасно известно?
— Ты все лжешь, разбойник. Я начинаю думать, что ты вовсе не монах, а просто-напросто вымогатель, решивший поживиться за мой счет, — прошипел Нарваэс, и рука его потянулась к кинжалу, который он носил за поясом.
— Сеньор, — возразил ему монах, который не утратил присутствия духа несмотря на эту угрозу, — я не собираюсь вступать с вами в какие-либо пререкания. Все, что мне нужно, — получить назад камень. Больше я ничего от вас не требую. Если вы мне его вернете, то я обещаю, что больше не побеспокою вас и немедленно возвращусь в Новую Испанию. В противном случае письмо Альдерете попадет к императору, и он узнает все о вашем деле. Так что советую вам хорошо подумать и принять правильное решение.
Нарваэс, на которого произвели впечатление решимость и хладнокровие монаха, отпустил рукоять кинжала и взволнованно прошелся по зале, оценивая ситуацию. Как и предвидел Кортес, он, должно быть, понял, что хотя почти наверняка избежит наказания и сможет убедить весь двор и самого императора, что все это — гнусная клевета, но ему никогда не удастся вернуть себе доброе имя, на которое навсегда будет брошена тень — слишком уж серьезны те обвинения, которые могут быть ему предъявлены. Кроме того, как мы узнали впоследствии, как раз в это время Нарваэс рассчитывал добиться от императора разрешения на завоевание и освоение Флориды, и внезапное появление этого монаха, угрожавшего раскрыть его изменнические интриги, было сейчас совершенно некстати.
После долгого тяжелого раздумья Нарваэс вышел в соседнюю залу и возвратился с небольшим кошельком, который и вручил монаху. Брат Эстебан развязал тесьму и заглянул внутрь. Там находился изумруд в форме колокола и с жемчужиной, изображавшей колокольный язык. Миссионер молча поднялся и направился к двери, не сказав ни слова.
