Затем дю Трамбле уверил д'Артаньяна, что ему будут присланы сухие дрова, а сумма, отпускаемая на его содержание, возрастет на пять ливров в сутки, и удалился в сопровождении тюремного стража, погромыхивающего связкой ключей, носимой на поясе.
Д'Артаньян же постоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам коменданта и стража, после чего снова бросился на жалобно заскрипевшую под ним кровать и задумался. При этом он яростно крутил свой длинный ус, время от времени принимаясь кусать его и бормоча: «Значит, и Бассомпьер в Бастилии, вот так штука!»
Вышагивая по мрачным безлюдным коридорам Бастилии, дю Трамбле изрядно утомился. Он начинал убеждаться, что полученная им должность имеет множество отрицательных сторон, о которых ему не приходилось задумываться ранее.
Кроме того, его беспокоила предстоящая встреча с Бассомпьером. Дю Трамбле чувствовал, что ему недостанет сил посмотреть маршалу в глаза.
Между тем обход продолжался.
— Кто у нас содержится здесь? — вопросил г-н дю Трамбле.
— Номер восемьдесят пятый, некто Бонасье, галантерейщик, — отвечал сторож, открывая дверь камеры.
Уяснив себе, что перед ним человек незначительный и проку от него не более одного ливра в день, комендант состроил кислую гримасу и шагнул в камеру, не собираясь долго в ней задерживаться. Он увидел перед собой маленького приземистого человечка. Это и был галантерейщик Бонасье.
Его привели в Бастилию хорошая память и плохая голова.
После исчезновения своей жены он некоторое время вел себя тихо и смирно. Но однажды решил, что пришла пора похлопотать о приличествующем вознаграждении за свои услуги.
Он имел неосторожность напомнить о себе кардиналу; тот велел ответить ему, что он позаботится о том, чтобы отныне г-н Бонасье впредь ни в чем не нуждался. Слово его высокопреосвященства никогда не расходилось с делом (по крайней мере, в подобных случаях), поэтому в самом скором времени мэтр Бонасье получил стол и квартиру в Бастилии.
Все это время Бонасье стенал и охал, повторяя, что его жена крестница самого г-на Ла Порта — камердинера и доверенного лица ее величества. То же самое он сообщил, едва завидев переступившего порог коменданта.
Вместо ответа дю Трамбле взял почтенного галантерейщика под локоть и подвел к зарешеченному тюремному окну камеры, выходившему во внутренний двор тюрьмы.
— Поглядите-ка в окно, любезный, — вкрадчивым голосом пригласил дю Трамбле.
Бывший галантерейщик слегка оробел, а потому выполнил просьбу, не задавая лишних вопросов.
— Что вы там видите? — еще ласковее спросил комендант.
— Как что? Всегда одно и то же — тюремный двор.
— А видно ли вам вон ту башню?
— Да, конечно, господин комендант.
— А видно ли вам отсюда вон то окошко в стене башни на четвертом ярусе?
— Глаза мои уже не те, что прежде, но думаю, я вижу то самое окно, о котором вы говорите, сударь.
— Так вот, любезный, это окно как раз той самой камеры, в которой обитает бывший камердинер королевы господин Ла Порт.
Бонасье побледнел, а г-н дю Трамбле круто повернулся на каблуках и удалился, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.
* * *
Рано или поздно приходится платить по счетам. Тюремщик вставил ключ в замок на дверях «третьей Базиньеры», если пользоваться служебной терминологией Бастилии, и г-н дю Трамбле был вынужден встретиться с преданным им маршалом Бассомпьером лицом к лицу.
— Дю Трамбле?! Вы?!
Господин дю Трамбле не был храбрецом, но и трусом тоже не был. Однако он попятился. Взгляд боевого маршала не предвещал ничего хорошего.
— Господин маршал, прошу поверить, что мне тяжело видеть вас узником Бастилии. Есть ли у вас какие-либо жалобы, пожелания. Все, что только возможно, будет исполнено немедленно.
— Тысяча чертей! Так в каком же вы здесь качестве?!
— В качестве коменданта.
— Неплохое местечко, а, дю Трамбле?
— Пока не знаю, господин маршал. Я только второй день в должности.
— Много ли вы заплатили за место, сударь?
— Думаю, этот вопрос мы не станем сейчас обсуждать, господин маршал. Я пришел к вам по долгу службы…
— Дю Трамбле, хотите, я назову вам цену вашего комендантства?!
— Нет, сударь.
— Тридцать сребреников!
— Да нет же, черт побери! Уверяю вас…
— Зачем я не убил вас в Лионе!
Дю Трамбле повернулся и, стараясь сохранить достоинство, направился к выходу. За спиной он услышал, как Бассомпьер вдруг расхохотался. Дю Трамбле против воли замедлил шаги и остановился — вполоборота — в дверях.
— Что вас так рассмешило? — подозрительно спросил он.
— Мне пришла в голову поразительно забавная мысль, — с трудом отвечал Бассомпьер, хохоча во все горло. — Отсюда мы выйдем с вами одновременно.
— Вы не понимаете, — продолжал маршал, все еще смеясь, встретив удивленный взгляд коменданта. — Ну как же! Я выйду отсюда только после смерти кардинала. Вы — тоже! Как только Ришелье умрет, меня выпустят, а вы лишитесь должности! Ха-ха-ха!!!
Дверь с грохотом захлопнулась за дю Трамбле.
Глава сороковая
Улица Медников
Улица Лаферронери, иначе говоря, улица Медников, узка, многолюдна и неудобна для экипажей. Она служит продолжением улицы Сент-Оноре, по которой Арамис и Сюффрен пришли сюда — оба закутанные в серые плащи, пряча лица в наступивших сумерках. Тень Истории пала на мостовую улицы Медников, причем тень зловещая.
14 мая 1610 года здесь был убит король Генрих IV. Впрочем, теперь, двадцать один год спустя, она выглядела вполне спокойно и мирно, и горожане, снующие по ней, вряд ли вспоминали о том отдаленном событии.
— Со мной теперь опасно встречаться, — проговорил Арамис вполголоса, обращаясь к своему спутнику. — Меня разыскивают.
— Господь не оставит своих воинов, — кротко отвечал Сюффрен.
— Аминь, — отозвался Арамис.
Они миновали ограду кладбища Сент-Инносен и достигли трактира под вывеской «Саламандра».
— Именно в этом месте Равальяк нанес свой удар, — тихо сказал Арамис. Вас не поражает такое совладение?
— В мире нет совпадений. Я усматриваю в этом перст Божий, — твердо отчеканил духовник королевы-матери. — Далеко нам еще?
— Нет, уже близко.
Они двигались еще несколько минут в молчании. Вечер опустился на город, и кое-где зажглись редкие фонари, выхватывая из темноты малые участки пространства и освещая их неярким желтым светом. Арамис и его спутник старательно обходили такие места.
— Я сообщил о том, как успешно вы скомпрометировали врача Ришелье. Орден благодарен вам, — проговорил некоторое время спустя Сюффрен. — И ваши усилия принесли свои плоды. Вчера кардинал отказал ему от места.
