— Извини, что опоздал. — Он кивнул на рояль. — Ты точно не хочешь…
— Точно, — не дала ему договорить Мередит. — Может, как-нибудь потом.
Они вместе прошли по клетчатому полу вестибюля. Мередит чувствовала, как мало расстояние, которое их разделяет. До нее доносился запах его мыла и лосьона после бритья.
— Ты знаешь, откуда хочешь начать ее искать?
— Ее? — быстро переспросила Мередит. — Кого?
— Лилли Дебюсси, — удивленно ответил он. — Прости, но ты разве не говорила, что хочешь с утра заняться поисками? Начать расследование?
Она вспыхнула:
— Да, конечно. Именно так.
Мередит захлестнуло смущение. Ей-то подумалось о другом. Она не хотела пускаться в объяснения о том, какие еще причины привели ее в Ренн-ле-Бен — настоящие причины, как она подозревала. Дело казалось слишком личным. Но откуда Холу знать, о чем она думала в ту минуту, когда он появился? Не читает же он мысли?
— Именно, — повторила она. — Идем по следу первой миссис Дебюсси. Если Лилли когда-нибудь здесь бывала, я узнаю, как, когда и зачем.
Хол улыбнулся:
— Возьмем мою машину? Я с удовольствием отвезу, куда скажешь.
Мередит обдумала предложение. Удобно: руки свободны, чтобы делать записи, можно спокойно смотреть по сторонам и сверяться с картой.
— Конечно, почему бы и нет.
Выходя за дверь и спускаясь по ступеням, Мередит чувствовала, что глаза девушки с фотографии смотрят ей в спину.
И подъездная дорожка и имение при дневном свете стали совсем другими.
Октябрьское солнце заливало сады, наполняло все яркими цветами. Мередит ловила влажный дым горящих листьев и солнечный запах мокрых деревьев сквозь полуоткрытое окно машины. Чуть дальше солнечные пятна пестрели на темной зелени кустов и высокой зеленой изгороди. Все словно было покрыто серебром и позолотой.
— Я еду напрямик к Ренн-ле-Шато. Так гораздо быстрее, чем в объезд через Куизу.
Дорога вилась, складываясь чуть ли не вдвое, на подъеме по лесистым склонам холмов. Здесь были все оттенки зеленого, все оттенки коричневого, все оттенки багрянца, меди и золота — каштаны, дубы, яркая желтизна ракитника, серебристый орешник и золотые березы. На земле под соснами, словно отмечая дорогу, лежали большущие шишки.
Мередит при виде разворачивающихся перед ней видов воспрянула духом.
— Просто чудо! Поразительная красота.
— Я вспомнил кое-что, что, мне кажется, будет тебе интересно, — сказал Хол, и она расслышала в его голосе улыбку. — Когда я сказал дяде, что утром меня не будет — и почему, — он мне напомнил, что между Ренн-ле-Шато и Дебюсси есть связь. На самом деле, он был необыкновенно услужлив.
Мередит повернулась к нему.
— Это шутка?
— Я полагаю, кое-что из истории этой местности тебе известно?
Она покачала головой:
— Не думаю.
— О деревне, откуда пошло все это дело со «Святой кровью» и «Святым Граалем»? «Код да Винчи»? «Наследие тамплиеров». Неужто не слышала? Наследники Христа…
Мередит поморщилась.
— Извини. Я не любительница романов такого рода — мое дело биографии, история, теории и все такое. Факты.
Хол рассмеялся:
— Ладно, педантка. Речь о том, что Мария Магдалина на самом деле была женой Иисуса и родила ему детей. После распятия она бежала, по некоторым рассказам, во Францию, в Марсель… называют разные места на средиземноморском побережье. Долгий срок спустя, через девятнадцать столетий, в 1891-м, как говаривали, священник Ренн-ле-Шато Беранже Соньер наткнулся на пергамент, доказывающий, что линия прямых наследников Христа протянулась от первого века нашей эры до нынешнего времени.
Мередит замерла.
— Тысяча восемьсот девяносто первый?
Хол кивнул.
— Тогда-то Соньер и начал обширный проект обновления, растянувшийся на много лет — сперва церковь, а потом и сады, кладбище, дома — все.
Он замолчал. Мередит поймала на себе его взгляд.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Конечно, — поспешно заверила она. — Извини. Рассказывай дальше.
— Геральдический пергамент был якобы в неизвестной древности скрыт внутри визиготской колонны. Многие из местных считают, что все это, с начала до конца, подделка. Документы, современные годам жизни Соньера, не связывают с Ренн-ле-Шато никаких великих тайн, если не считать таинственного улучшения материального состояния Соньера.
— Он разбогател?
Хол кивнул.
— Церковная иерархия обвинила его в симонии — якобы он продавал мессы за деньги. Прихожане отнеслись к нему снисходительнее. Они решили, что он откопал где-то визиготский клад, и не ставили ему того в укор, ведь он столько потратил на церковь и прихожан.
— Когда умер Соньер? — спросила она, вспоминая даты на мемориале Анри Буде в церкви Ренн-ле-Бен.
Он покосился на нее.
— В тысяча девятьсот семнадцатом — и оставил все своей экономке, Мари Денарно. А все эти теории религиозных заговоров и обществ стали всплывать не раньше семидесятых.
Она записала и эти сведения. Имя Денарно она видела на нескольких могилах на кладбище.
— Что думает об этих историях твой дядя?
Хол насупился.
— Что они идут на пользу бизнесу, — сказал он и надолго умолк.
Между ним и его дядюшкой явно не было большой любви, и Мередит удивлялась, почему он не уедет теперь, когда похороны прошли. Один взгляд на его лицо заставил ее воздержаться от этого вопроса.
— Так насчет Дебюсси, — подтолкнула она наконец.
Он как будто собрался с мыслями.
— Извини. Так вот, существовало якобы тайное общество, охраняющее тот пергамент, который Соньер то ли нашел, то ли не нашел в визиготской колонне. И лидерами этой организации считались очень видные персоны, знаменитости, можно сказать. Ньютон, например. Или Леонардо да Винчи. И Дебюсси.
Мередит опешила, и тут же расхохоталась.
— Знаю, знаю, — сказал Хол, тоже ухмыляясь, — но я передаю то, что услышал от дяди.
— Это же полная чушь. Дебюсси жил музыкой. И он был не из любителей клубной болтовни. Замкнутый человек, преданный маленькой группе друзей. Только подумать: чтобы он возглавлял какое-то тайное общество… Ну просто бред! — Она рукавом вытерла уголок глаза. — А какие доказательства подтверждают эту поразительную теорию?
Хол пожал плечами.
— Соньер действительно принимал много важных парижан и других гостей, в Ренн-ле-Шато на переломе века, это тоже подпитывало теорию заговора — главы государств, певцы… Имя Эмма Кальве тебе не знакомо?
Мередит задумалась.
