— Да, господин. — Катон ощутил, что с плеч его свалилась огромная тяжесть. — Благодарю тебя.
— Не надо благодарить. Еще рано. Едва ли всем нам удастся спокойно передохнуть, пока этот гладиатор не будет пойман и приколочен к кресту.
Первый штурм Гортины начался через несколько часов после возвращения Аякса в лагерь. Ближайшим сподвижникам еще не приходилось видеть своего вождя в таком гневе, в каком он пребывал, шагая мимо телохранителей в полуразрушенную ферму, выбранную им в качестве штаб-квартиры. Сорвав с плеч плащ и отбросив его в сторону, он потянулся к кувшину с вином, хлебу и сыру, оставленным ему на ужин. Некоторые из его людей при первой же возможности спешили насладиться самыми роскошными деликатесами, которые можно было взять в захваченных войском рабов виллах. Сам Аякс не возражал против подобных слабостей. После прожитой в услужении жизни у них было право наслаждаться свободой во всех ее обличьях. Сам же он предпочитал простую диету, питающую тело, но не разрушающую его, и не делал тайны из своей скромности, понимая, что она еще теснее привяжет к нему последователей.
Теперь он заставил себя усесться за стол и налил себе чашу вина. Разом осушив ее, налил вторую и, обмакнув в вино кусок хлеба, принялся методично жевать, глядя в растрескавшуюся стену перед собой. Владелец фермы был, очевидно, человеком небедным, однако начисто лишенным вкуса. Стены этой комнаты, служившей ему столовой, покрывали росписи, темой которых была вакханальная оргия. Прямо перед Аяксом на стене изображена была пара гладиаторов; секутор,[45] каким был и сам Аякс, с напряжением вглядывался в вооруженного сетью ретиария. Вокруг них были изображены гости, пьющие, жрущие, хохочущие, подгоняющие гладиаторов. Одна из женщин, густо накрашенная, с волнением наблюдавшая за поединком, держала за пенис своего мужчину. В центре пирушки расположился хозяин, веселый и лысый толстяк в съехавшем набок венке из листьев на блестящей макушке; он поднимал в воздух наполненную до краев чашу.
— Ублюдки! — взревел Аякс, хватая кувшин и изо всех сил запуская его в стену. Кувшин раскололся, разлетевшись во все стороны осколками и брызгами вина. По фреске потекла темная жидкость, искажая изображения. Сердце Аякса отчаянно колотилось, он смотрел на стену расширившимися глазами. За спиной его скрипнула петлями дверь.
— Стратег… С тобой все в порядке? — встревоженным тоном спросил Хилон, тут же умолкший, заметив на полу черепки кувшина и винное пятно на стене. — А, стратег?
Аякс не торопился с ответом, стараясь прогнать переполнявшую его черную ярость. Память о собственном рабстве все еще оставалась в его сердце открытой раной, но над памятью о перенесенных им боли и унижении царил образ центуриона Макрона, одного из тех, кто распял его отца и продал в рабство его самого. Макрона и того высокого и тощего офицера — его, Аякса, ровесника, — а также командовавшего ими легата по имени Веспасиан. Но если два последних находились вне пределов его досягаемости, служа своей империи, служа проклятому Риму, Макрон находился в его руках и в его власти. Гладиатор пробормотал себе под нос клятву, пообещав всем чтившимся им богам, что отомстит за отца, отомстит за себя и отдаст Макрона на все возможные муки, прежде чем позволит ему умереть.
Хилон кашлянул:
— Стратег? Чем могу услужить?
Глубоко вздохнув, Аякс повернулся к нему лицом. Хилон командовал лучшим отрядом армии рабов, вооруженных отборным оружием и доспехами, захваченными у римлян.
— Да. Созови своих людей. Построй их. Помнится, мы приготовили лестницы…
— Да, полководец, есть несколько, только они не связаны воедино… Их придется хорошенько связать, прежде чем они понадобятся нам на стенах Гортины.
— Тогда займись этим делом. Немедленно. Мы пойдем на стену сразу же, как только лестницы будут готовы.
— На стену? — Хилон не мог скрыть удивления. Открытый характер был одной из причин, по которой Аякс выбрал его в свои ближайшие друзья. Он не мог ничего скрыть от своего полководца, в особенности признаков сомнения или измены. — Но, полководец, люди шли сегодня целый день. Они собираются спать.
— Это плохо. К тому же римляне видели, что мы разбиваем лагерь. Они не станут ожидать штурма сразу после нашего прихода к городу. Вот почему мы должны пойти на приступ. Чтобы застать их врасплох. — Аякс на мгновение задумался. — Пойдем к тому участку стены, что около главных ворот. Его успели починить, однако стена с виду не прочна, и они не смогли вывести его вровень с остальной стеной. — Он кивнул себе самому. — Да. Мы нападем там, из темноты.
Шлемы часовых на стенах уже поблескивали в мерцающем свете факелов, когда Аякс поднял руку вверх, останавливая идущую за ним колонну. Хилон повторил жест, и люди остановились, безмолвные и тихие, словно тени. Аякс приказал им оставить в лагере все лишнее, вообще все, что могло шумом выдать их приближение. В полумиле за их спинами находился куда больший отряд Кярима, готовый прорваться в захваченную брешь или раскрытые изнутри ворота. Люди его были вооружены самым разношерстным оружием и почти не имели доспехов. Однако сердца их переполняла решимость броситься на врага, как только представится такая возможность.
Люди Хилона шли босиком, на них были пластинчатые панцири и шлемы, в руках — щиты и копья, за перевязи мечей были заткнуты кинжалы. Аякс махнул рукой, рабы аккуратно поставили на землю щиты и скрючились возле них. Аякс опустил на землю свой щит и копье, снял шлем, тихо приказав Хилону сделать то же самое.
Жестом пригласив последнего последовать за ним и пригнувшись, он направился к стенам, находившимся не более чем в сотне шагов от них. Они старались не распрямляться и двигаться медленно, приближаясь к свету пылавших на стене факелов. Ворота находились как раз справа от них, и пламя на жаровне, размещенной на приземистой надвратной башне, время от времени вспыхивало, взрываясь клубами быстро гаснувших искр. Аякс намеревался подобраться к стене как можно ближе, чтобы заметить слабое место в наскоро починенной секции. Если они сумеют преодолеть стену и ворваться в город, тогда нетрудно будет захватить городские ворота и тут же распахнуть их створки перед Кяримом и его людьми, которым предстоит закончить работу. Он уже намеревался подползти поближе к стене, чтобы завершить осмотр укреплений, когда Хилон вдруг схватил его за руку и удержал на месте.
— Что? — свирепо прошипел Аякс, оглядываясь назад.
— Посмотри, — Хилон выпустил его руку и указал вперед, на траву в двух футах от обоих, Сперва Аякс не заметил ничего необычного, а потом все же увидел какой-то темный шип, неестественно прямой и не похожий на окружавшие его травины. Осторожно протянув руку, гладиатор прикоснулся к непонятному предмету. Холодный металл. Аякс подобрал предмет и поднес к глазам, чтобы рассмотреть. В руке его оказалась вещица о четырех шипах. Каждый из них, будучи длиной в палец, заканчивался острием.
