Вальтер Скотт - Эдинбургская темница

— Вот мой банк, Джини, — сказал он, с удовольствием глядя то на нее, то на свои сокровища. — Я не признаю разных этих ассигнаций. От них одно разорение.

Затем, переменив тон, он сказал решительно:

— Джини, хочешь сегодня же стать лэди Дамбидайкс? Тогда, коли нужно, поедешь в Лондон в собственной карете.

— Нет, лэрд, — сказала Джини. — Это невозможно. Когда отец в таком горе, а сестра так опозорена…

— Это уж моя забота, — сказал Дамбидайкс. — Тебе бы не поминать про это, глупая. Но странное дело! Через эту глупость ты мне стала еще милее. Верно говорят, что в супружестве и одного умного достаточно. Можно, конечно, и подождать, если тебе сейчас не до того. Бери, сколько хочешь, серебра, а свадьбу сыграем, когда вернешься, — не к спеху.

— Нет, лэрд, — сказала Джини, видя, что необходимо объясниться до конца с этим необыкновенным поклонником. — Я люблю другого и поэтому не могу стать вашей женой.

— Другого? — сказал Дамбидайкс. — Не может быть! Ты так давно меня знаешь…

— Его я знаю еще дольше, — сказала Джини просто.

— Дольше? Не может этого быть! — воскликнул бедный лэрд. — Тут что-то не так. Ведь ты родилась на нашей земле. Ты, верно, не разглядела как следует, ты и половины еще не видела. — Он открыл еще один ящик. — Вот здесь одно только золото, Джини, а вот долговые расписки на серебро. А вот запись доходов: триста фунтов чистых! Никаких закладных. Ты взгляни! У меня ведь и все матушкины наряды целы, и бабкины тоже. Шелковые платья, сплошь расшитые, так и стоят колом. Кружева — тоньше паутины. А колец, а серег! Это все у меня в верхнем зале. Пойдем наверх, Джини, взглянем на них!

Однако Джини устояла и против этого искушения, которое, как правильно догадался лэрд Дамбидайкс, женщинам всего труднее преодолеть.

— Нет, лэрд, это невозможно; я обещалась ему и не нарушу слова, хоть бы мне сулили все поместья Далкейта да еще и Лагтон в придачу.

— Да кому? — спросил лэрд с досадой. — Кто он такой? Ты все не хочешь его назвать. Да ты, верно, просто морочишь меня, Джини, нет у тебя никого — так, одно упрямство. Ну, кто ж он?

— Рубен Батлер, учитель в Либбертоне, — ответила Джини.

— Рубен Батлер? — повторил с презрением Дамбидайкс, расхаживая по комнате. — Рубен Батлер, учитель в Либбертоне — нет, всего-навсего помощник учителя! Сын моего арендатора! Ну что ж, Джини, женское упрямство известно. Рубен Батлер! Да ведь у него в кармане ни гроша! Не на что новый сюртук купить. — Говоря так, он с грохотом задвигал один за другим ящики своей сокровищницы. — Ну ладно, была бы честь предложена, а ссориться из-за этого не станем. Насильно мил не будешь. Что же касается до денег, то не такой я дурак, чтобы тратить их на чужие любовные дела! ..

Последние слова задели Джини за живое.

— Я ничего не прошу у вашей чести, — сказала она. — И не о любовных делах шла речь. Прощайте, сэр! Вы были добры к отцу, и я не могу на вас сердиться.

С этими словами она вышла из комнаты, не слушая, как лэрд бормотал: «Да погоди, Джини, постой!» Быстрыми шагами перейдя двор, она пошла из усадьбы, полная той горькой обиды, которую наносит честному человеку отказ, когда ему и просить-то стоило немалого труда. Выйдя за пределы владений лэрда и оказавшись на большой дороге, она замедлила шаг; гнев ее остыл, и она призадумалась над последствиями своей непредвиденной неудачи. Неужели ей действительно придется побираться в пути? А что же еще ей остается? Может быть, вернуться и попросить денег у отца? Да, но при этом потерять немало драгоценного времени; к тому же, он может запретить ей путешествие. Надо было выбирать, а она все еще не знала, на что решиться, и, идя вперед, все порывалась вернуться.

Пока она раздумывала, послышался топот копыт и знакомый голос, звавший ее по имени. Оглянувшись, она увидела, что за ней скачет на неоседланном пони, в халате, туфлях и шляпе с позументом не кто иной, как сам Дамбидайкс. Всем сердцем стремясь за Джини, он сумел на этот раз преодолеть даже шотландское упрямство Рори Бина и заставил этого своенравного скакуна ехать непривычной дорогой, что Рори, однако, делал весьма неохотно: он мотал головой и при каждом скачке вперед косился на седока — словом, изъявлял крайнее желание повернуть назад, так что лэрду приходилось непрерывно колотить его палкой и пятками.

Поравнявшись с Джини, лэрд первым делом вымолвил:

— Говорят, Джини, что у женщины первое слово не в счет.

— Однако ж моему слову вы можете верить, лэрд, — сказала Джини, не останавливаясь и не подымая глаз. — Я словами не бросаюсь.

— Ну, тогда, — сказал Дамбидайкс, — ты хоть меня-то не лови на первом слове. Нельзя тебе уходить без денег! — И он сунул ей кошелек.

— Я бы тебе и Рори дал, да он тоже упрямый, вроде тебя. Его не заставишь ехать новой дорогой. Уж очень мы с ним привыкли ездить все одной и той же, а выходит, что зря ездили.

— Но послушайте, лэрд, — сказала Джини, — хоть я и знаю, что мой отец вернет вам все до единого пенни, я не хочу занимать, если вы чего-то ждете от меня, кроме уплаты.

— Вот тебе двадцать пять гиней, — сказал со вздохом Дамбидайкс. — Заплатит твой отец или нет, я тебе их даю. Отправляйся куда хочешь, делай что хочешь, выходи за своего Батлера — и прощай, Джини.

— Благослови вас Господь, лэрд! — сказала Джини, тронутая неожиданным великодушием чудака больше, чем было бы приятно Батлеру, если б он мог в эту минуту заглянуть в ее сердце. — Да ниспошлет Он мир вашей душе и вашему дому и пошлет вам всякое благополучие!

Дамбидайкс обернулся и помахал рукой, но тут пони, обрадованный, что можно ехать домой, пустился вскачь, и седоку без помощи седла, уздечки и стремян стойле большого труда удержаться на нем; где уж тут было оборачиваться — даже для того, чтобы бросить прощальный влюбленный взгляд!

Должен сказать, к стыду моей Джини, что вид влюбленного в халате, туфлях и шляпе с позументом, уносимого мохнатым неоседланным шотландским пони, несколько охладил в ней вспышку благодарной нежности. Фигура Дамбидайкса была столь нелепа, что к Джини вернулось ее прежнее отношение к нему. «Хороший он человек, — подумала она, — добрый человек! Жаль, что пони у него такой норовистый!»

Тут мысли ее приняли другое направление. Она стала думать о предстоящем ей далеком путешествии, с удовольствием сознавая, что при своей выносливости и скромных привычках она имеет больше чем достаточно для покрытия путевых издержек до Лондона и обратно, а также и для других возможных расходов.