Явное участие, которое этот достойный человек выказывал к его злоключениям, а главное, то, что он выразил Уэверли полную уверенность в его невиновности, естественно смягчили сердце Эдуарда, поскольку холодность майора Мелвила внушила нашему герою мысль, что весь мир ополчился против него. Он горячо пожал руку мистеру Мортону, заверил его, что проявленная им доброта и сочувствие сняли с него тяжелый груз, и добавил, что, как бы ни сложились обстоятельства, он принадлежит к семье, умеющей чувствовать благодарность и располагающей возможностями выказать ее.
Задушевность, с которой Уэверли благодарил его, вызвала слезы на глазах достойного пастора. Он вдвойне заинтересовался судьбой своего юного друга, видя, с какой искренностью и чистосердечием тот принял предложенные ему услуги.
Эдуард теперь спросил, не знает ли мистер Мортон, куда его собираются отправить.
— В замок Стерлинг, — ответил его друг, — и в этом отношении я рад за вас, так как комендант — человек порядочный и гуманный. Меня больше смущает, как будут обращаться с вами в дороге. Майор Мелвил вынужден передать вас в руки другого лица.
— Мне это только приятно, — ответил Уэверли, — я возненавидел этого холодного, расчетливого шотландского судью. Надеюсь, что нам никогда не придется с ним больше встретиться: его не тронули ни моя невиновность, ни мое несчастное положение; а ледяная педантичность, с которой он соблюдал все формы вежливости, терзая меня своими вопросами и выводами, была для меня пыткой инквизиции. Не пытайтесь оправдать его, дорогой сэр, я не могу равнодушно о нем слышать; скажите мне лучше, кому будет поручено конвоировать такого опасного государственного преступника,как я.
— Кажется, это будет некий Гилфиллан, из секты так называемых камеронцев.
— Я никогда о них не слышал.
— Они считают себя самыми строгими и буквальными последователями пресвитерианства и во времена Карла Второго и Иакова Второго отказались воспользоваться Актом о веротерпимости, или Индульгенцией note 303, как он назывался, распространявшимся на других представителей этого течения. Они собирались в открытом поле и, подвергаясь жестоким гонениям со стороны шотландского правительства, не раз за время этих царствований брались за оружие. Имя свое они получили от своего вождя Ричарда Камерона.
— Теперь я припоминаю, — сказал Уэверли, — но неужели торжество пресвитерианской церкви во времена революции не положило конец этой секте?
— Никоим образом, — ответил Мортон, — это великое событие далеко не удовлетворило их стремлении, а добивались они ни больше, ни меньше, как утверждения пресвитерианской церкви на основе старой Священной лиги и Ковенанта. Собственно говоря, они вряд ли толком понимали, чего они хотели. Их было много, они более или менее владели оружием и решили держаться в стороне, особняком, а ко времени объединения государства note 304 заключили самый противоестественный союз со своими прежними врагами — якобитами, чтобы воспрепятствовать этому важному государственному делу. С тех пор их численность постепенно падала, но их еще порядочно можно найти в западных графствах, а некоторые, более умеренно настроенные, чем в тысяча семьсот седьмом году, взялись за оружие для защиты правительства. Это лицо, которое они называют Одаренным Гилфилланом, давно уже ходит у них в вожаках, а теперь стоит во главе небольшого отряда, который на своем пути в Стерлинг должен не сегодня-завтра зайти сюда. Под этим конвоем майор Мелвил и собирается вас туда отправить. Я охотно поговорил бы с Гилфилланом о вас, но так как он глубоко пропитан всеми предрассудками своей секты и отличается той же свирепой нетерпимостью, он не обратит никакого внимания на уговоры эрастианского попа note 305, как он бы меня любезно назвал. А теперь прощайте, мой юный друг, я не хочу злоупотреблять снисходительностью майора, чтобы иметь возможность получить у него разрешение посетить вас еще раз в течение дня.
Глава 34. Дела немного поправляются
Около полудня мистер Мортон пришел снова и принес приглашение от майора Мелвила, который покорнейше просил мистера Уэверли сделать ему честь пожаловать к обеду, невзирая на неприятные обстоятельства, задержавшие его в Кернврекане, причем добавлял, что будет искренне рад, если мистеру Уэверли удастся полностью выпутаться из этого дела. По правде говоря, отзыв мистера Мортона и его положительное мнение об Уэверли несколько поколебали предубеждения старого воина относительно предполагаемого участия нашего героя в мятеже его солдат; и если при тяжелом положении в стране малейшее подозрение в недовольстве или в поползновении примкнуть к восставшим якобитам и расценивалось как преступление, оно, конечно, не могло запятнать честь человека. Кроме того, лицо, которое пользовалось доверием майора, сообщило ему сведения, прямо противоположные тревожным вестям, полученным накануне. Это второе издание последних известий (которое оказалось впоследствии неточным) гласило, что горцы отошли от границ Нижней Шотландии с целью последовать за армией, направляющейся в Инвернесс. Майор не вполне понимал, как согласовать эти сведения с общеизвестными стратегическими способностями некоторых джентльменов из армии горцев, однако такое решение могло прийтись по вкусу другим военачальникам. Он припомнил, что эта же политика удержала горцев на севере в 1715 году, и ожидал уже, что мятеж окончится таким же образом, как тогда.
От этих известий он значительно повеселел и охотно согласился на предложение Мортона выказать некоторое внимание своему злополучному гостю. Он даже добавил от себя, что будет очень рад, если вся эта история окажется не чем иным, как юношеской эскападой, за которую молодой человек поплатится только несколькими днями ареста. Доброму посреднику понадобилось порядочно усилий, чтобы убедить своего юного Друга в необходимости принять это приглашение. Он не смел открыть Уэверли истинную причину своих хлопот, а именно — желание добиться от майора, чтобы он дал более благоприятный отзыв об Эдуарде коменданту крепости. По вспышкам, которые вырывались у нашего героя, он видел, что можно испортить все дело, неосторожно коснувшись этого предмета. Поэтому он стал убеждать его, что приглашение означает лишь уверенность майора в том, что Уэверли не замешан в каких-либо преступлениях, порочащих честь офицера и дворянина, и отклонить подобное предложение значило бы признаться в том, что ты его не заслуживаешь. Короче говоря, он самым убедительным образом доказал Эдуарду, что единственным правильным и мужественным поступком будет непринужденно встретиться с майором, и наш герой, подавив нежелание испытывать на себе его холодную и щепетильную вежливость, решился последовать его совету.
