— Свет, фонарь, — ёрничал он. — Да ещё кто-то им махал. Ерунда. В небе полно звёзд, но никто же не заявляет, что они светят с земли. И не говорите мне об этом. По эту сторону ада земли нам не видать. Сгинем мы в пучине морской, и никто не выроет нам после смерти могилу. Рыть будет негде.
Многие соглашались с ним. Но к двум часам после полуночи, когда взошла луна, число скептиков заметно поубавилось. На «Пинте» вновь громыхнула бомбарда, а в двух лигах впереди в серебристом сиянии они увидели береговую линию.
Изумлённое молчание сменилось радостными криками вперемешку с истерическим смехом и даже рыданиями.
А затем штурман и боцман передали команде приказ адмирала убрать паруса. Колон решил не приближаться к берегу до рассвета.
С гулко бьющимся сердцем стоял он на юте, с нетерпением ожидая прихода дня, чтобы увидеть, то ли перед ним Сипанго с золотыми крышами, то ли маленький, затерянный в океане островок. Великую радость, как и печаль, тяжело переживать в одиночку, поэтому он вызвал к себе Аранду.
— Я оказался прав, Васко. Доказал этим придворным насмешникам и докторам из Саламанки, что заморские территории не фантазия, а явь. Сколько мне пришлось претерпеть унижений, вымаливать крохи, словно нищему на паперти. Но не зря говорят, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. И все последующие поколения вместе со мной будут смеяться над докторами из Саламанки, посмевшими назвать меня мошенником. — И голос его вибрировал от юношеского задора. — Завтра, Васко, нет, уже сегодня, я стану адмиралом и вице-королём земель, которые лежат перед нами. И передо мной склонятся те испанские гранды, что видели во мне лишь безродного иностранца.
Но тут же при мысли о Беатрис взгляд его затуманился, и в молчаливой молитве он попросил деву Марию позволить ему разделить свой триумф с любимой женщиной.
Во главе эскадры под всеми парусами «Санта-Мария» горделиво вошла в бухту удивительной красоты, окаймлённую широкой полосой серебристого песка, за которой зелёной стеной поднимался лес, где пели и щебетали незнакомые птички, сверкающие, словно драгоценные камни.
Матрос на носу промерял глубину, хотя в этом и не было особой необходимости, потому что через кристально чистую воду каждый ясно мог видеть дно.
Колон со шканцев оглядывал берег. Песок, на который с тихим рокотом накатывались волны, деревья за ним, которых ему не доводилось видеть раньше. Пальмы, переплетённые лианами с белыми, красными и лиловыми цветами. Дальше поднимался лес с громадными соснами, и ещё какими-то деревьями, чем-то напоминающими вязы, но с плодами, похожими на тыквы. А среди листвы, потревоженные лязгом якорных цепей, летали птицы самых фантастических расцветок.
Октябрьский воздух, прохладный, как в мае в Андалузии, наполнили незнакомые ароматы. Прозрачная вода бухты кишела рыбой. Всё говорило о том, что они попали в райский уголок. Колон уже понял, что видит перед собой всего лишь остров, причём совсем не Сипанго, которого хотел достичь. Должно быть, думал он, они подошли к одному из тысячи островков, окаймлявших Азию, о чём писал Марко Поло. Следовательно, Сипанго лежал дальше к западу, а уж за ним находился сам материк.
В этот момент из леса появились люди, обнажённые, со смуглой, чуть темнее, чем у испанцев, кожей. Теперь уж у Колона отпали последние сомнения в том, что он открыл не просто новые земли, но новый мир.
Отдав Аранде короткий приказ касательно тех, кто отправится с ним на берег, Колон прошёл в каюту. Надел панцирь из сверкающей стали, плащ из ярко-алого камлота — парадный наряд, приличествующий столь торжественному событию. И с королевским штандартом в руках сел в шлюпку, где его ждала вооружённая охрана.
Его сопровождали нотариус Эскобедо, Аранда, Коса, Хименес, Санчес. Братья Пинсоны прибыли с «Пинты» и «Ниньи» на своих шлюпках.
Первым ступив на берег. Колон опустился на колени и поцеловал землю. Не поднимаясь с колен, подождал, пока остальные последуют его примеру, а затем молитвой возблагодарил Бога. Тем временем шлюпки уже плыли к каравеллам, чтобы перевезти остальных матросов.
Когда на берегу собралось чуть больше пятидесяти человек, адмирал объявил остров владениями короля и королевы, правителей Испании, и вбил в песок древко королевского штандарта с зелёным крестом и инициалами «Ф» и «И». Затем, обнажив меч, нарёк остров Сан-Сальвадором.
Этим днём, пятницей, двенадцатого октября, и был датирован переход Сан-Сальвадора во владение правителей Испании — Фердинанда и Изабеллы. Акт, составленный нотариусом Эскобедо, первым засвидетельствовал Кристобаль Колон, адмирал.
А местных жителей всё пребывало. Появлялись они из леса, в изумлении молча подходили к странным существам, привезённым к берегу большими птицами, уже свернувшими свои огромные белые крылья. Некоторые из индейцев, так неточно назвал их Колон, полагая, что приплыл в Индию, были вооружены дротиками, вернее, палками, с заострённым концом, но никто из них не выказывал страха или враждебности. Ибо, как впоследствии узнали испанцы, страх и враждебность были чужды местным жителям, так же как и право собственности, которое характерно для цивилизованного мира, что во многом является причиной и страха, и враждебности. Индейцы же владели сообща тем малым, что имели, а плодородная земля удовлетворяла все их нужды.
Дружелюбие лукаянцев, так называли себя жители этого и ближайших островков, их мелодичные голоса и добрые глаза заставили Колона задуматься: а не попал ли он в рай, где не свершилось первородного греха и обитателям его не приходилось в поту добывать хлеб насущный? Толпа аборигенов состояла, за единственным исключением, из молодых мужчин, высоких, атлетически сложённых, с правильными чертами лица и с большими глазами под красиво изогнутыми бровями. Волосы — прямые и жёсткие, с чёлкой на лбу, а сзади длинные, достигающие плеч. Подбородок и щёки — без признаков бороды, тела расписаны разноцветными полосами, чёрными, красными, белыми. Кое-кто расписывал и лицо: круги у глаз, полоски у носа. У некоторых в носу блестела пластинка жёлтого металла, в котором без труда узнавалось золото.
Приблизившись, туземцы распростёрлись перед странными существами с белыми волосатыми лицами, с телами, скрытыми от глаз кусками материи разнообразных цветов и формы, в панцирях, словно черепахи. Они достаточно быстро поняли, что главный среди прибывших к ним богов — высокий светлоглазый человек в ярко-алом плаще, ибо по завершении церемонии передачи земли во владения Фердинанда и Изабеллы остальные приветствовали его, а трое-четверо упали перед ним на колени.
