«Эх, Еремей, Еремей… – жалел он, – окажись ты чуть посмелей и приди мне на помощь там, в лесу, все могло бы обернуться иначе».
Новый отчаянный крик пытаемого прервал его мысли. Потом все стихло. Климовскому показалось, что он слышит стрекот сверчка в щелях бараборы. Через несколько мгновений раздался победный рев дешитан, и Андрей понял, что Еремей отмаялся.
«Я не должен кричать, как бы больно ни было…» – внутренне подобрался Андрей. Он вспомнил рассказы стровояжников, что индейцы считают крик пытаемого признаком трусости, а страдания умирающих врагов доставляют им радость. По мнению тлинкитов, стоны и жалобы пленников звучат лучшей погребальной песней для краснокожих воинов, погибших в бою. «Я не доставлю им такой радости!» – решил он. Чтобы приободриться, стал припоминать истории о героизме русских, какие слышал от своего учителя Филиппа Артамоновича Кашеварова, много повидавшего за годы службы в колониях. Сколько героев погибло в дебрях Аляски, сколько легенд о них сложили переселенцы. Кашеваров был как раз одним из тех, кто хранил память о первопроходцах. Замечательный рассказчик, недавно он по просьбе вездесущего Кирилла Тимофеевича Хлебникова даже занес на бумагу то, что знал о легендарном иеромонахе Ювеналии.
Этот миссионер в миру звался Яковом Федоровичем Говорухиным, был уроженцем Екатеринбурга и артиллерийским офицером. Здесь, в колониях, он сразу прославился своим рвением в деле обращения туземцев в христианство. Невзирая на опасность, Ювеналий в 1795 году отправился проповедовать в глубь Аляски. Он крестил индейцев-кенайцев, а затем ушел в сторону озера Илямна, где следы его потерялись. Александр Андреевич Баранов отправил на поиски Ювеналия передовщика Василия Медведникова вместе с небольшим отрядом, в котором оказался и Филипп Кашеваров.
От индейцев-проводников удалось узнать, что Ювеналий дошел до реки Квичака и спустился по ней к Северному морю. Они же поведали историю гибели упрямого миссионера, в которой переплелись реальность и вымысел. Рассказывали, что Ювеналий насильно крестил всех, кто попадался ему на пути. Он запрещал многоженство, широко распространенное здесь, а в случае сопротивления туземцев не стеснялся пускать в ход свои могучие кулаки. Так было до поры, пока иеромонах не оказался в селении эскимосов-аглемютов. Это было воинственное племя. Чтобы крепче привязать их к русским, Ювеналий собрал всех детей и сказал, что забирает их с собой учиться верить во всесильного бога бледнолицых. Тойон племени, на которого произвели впечатление красноречие и внушительный внешний вид иеромонаха, сначала согласился отпустить детей с ним, но когда понял, что они станут заложниками у бледнолицых, послал своих воинов вдогон за Ювеналием. Воины перехватили иеромонаха с детьми на лесной тропе. Как говорили индейцы, Ювеналий не пытался бежать или сопротивляться, хотя имел при себе оружие и хорошо владел им. Он просил только пощадить сопровождавших его крещеных алеутов. Эскимосы дали обещание, но не сдержали его. Они пытали Ювеналия и его спутников. Раздев, привязали их к деревьям и оставили на съедение гнусу. Когда через несколько дней аглемюты вернулись к месту пытки, алеуты были уже мертвы. Мертвым казался и Ювеналий. Туземцы развязали миссионера и бросили на землю. Тогда «белый шаман», как эскимосы его называли, поднялся и пошел на них, осеняя своих мучителей крестным знамением. Воины стали бить его дубинами. Ювеналий замертво упал, но поднялся опять. Эскимосы повторили избиение. И снова миссионер нашел в себе силы подняться. Когда наконец аглемюты все же убили его и изрубили труп на куски, над останками Ювеналия вознесся столб дыма. Испуганные туземцы разбежались, крича, что уек – шаманский дух – против них, а место, где погиб Ювеналий, стали называть священным.
Медведников и Кашеваров с помощью индейцев разыскали место гибели иеромонаха и поставили там крест. Теперь, запечатленный в рассказе Кашеварова, Ювеналий будет жить в памяти многих поколений…
Горько размышляя о своей участи, Климовский не знал, поставит ли кто-нибудь из соотечественников крест на месте его гибели, узнает ли вообще кто-то, как он примет смерть, но хотел встретить последний час как подобает.
Когда во входном проеме бараборы посветлело и смолкли крики индейцев, Климовский неожиданно для себя уснул. Спал он крепко, словно решил набраться сил перед последним испытанием. Разбудил его грубый толчок в бок. Два воина, одним из которых был Расщепленный Кедр, подхватили Андрея и поволокли к выходу.
Солнце, тусклым белым пятном просвечивая сквозь тучи, уже перевалило за полдень. Но даже такой неяркий свет после темной бараборы ослепил Климовского. Он зажмурился, а когда открыл глаза, вздрогнул – прямо на него страшно глядела голова Еремея, насаженная на кол. В воздухе носились запахи запеченной лососины и жареного мяса, но после увиденного любые мысли о еде вызывали резкие приступы тошноты.
Климовский не успел удивиться, почему в селении, где по индейскому обычаю должен соблюдаться предвоенный пост, готовятся мясо и рыба, как воины куда-то потащили его. Вскоре они оказались на площадке в центре крепости. Здесь собрался весь род дешитан, от мала до велика. Разрезав ремни, стягивающие руки, с Климовского сорвали парку и толкнули его к нескольким стоящим в стороне и тоже обнаженным по пояс индейцам, судя по срезанным на висках волосам – рабам. Двое из них были тлинкиты, остальные – атапаски. Об этом говорили татуировки на их груди и предплечьях. Группу, где оказался Климовский, окружили воины-дешитане с ружьями и копьями. Затем вся толпа под бой барабанов отправилась к крепостному частоколу. Вождь и несколько старших воинов поднялись на стену и стали смотреть в сторону океана. Все прочие терпеливо ждали внизу. Потом вождь дал знак, и воины снова ударили в барабаны. По второму знаку толпа отхлынула назад, а несколько воинов устремились к входу в крепость и открыли дверь.
Крики стали еще громче и стихли на самой высокой ноте. В крепость вошли несколько индейских старшин. Впереди – высокий вождь с узкой седой бородкой и белыми перьями на круглой шляпе. Климовский сразу узнал его, хотя видел всего несколько раз, и то издалека. К дешитанам пожаловал атлен-анкау – верховный вождь киксади Котлеан, самый яростный противник русских поселенцев на Ситке.
Навстречу Котлеану двинулся Канягит. В руках вождя дешитан – белая шкура. Такую же один из воинов киксади передал и Котлеану. Вожди обменялись шкурами и отошли в сторону. Говорили они долго. Климовский не слышал, о чем. Однако он заметил, как Канягит несколько раз указывал своему собеседнику на него, и Андрею показалось, что вождь киксади склонил голову в знак согласия.
