— Да он измучил меня этой диетой.
— Очень хорошо.
— Послушайте, — с надеждой обернулся Джейк, — нельзя ли мне хотя бы овсяной каши? Я уже готов застрелиться при одном взгляде на толокно!
— Теоретически… — без энтузиазма в голосе начала доктор Бэнкс.
— А практически? — перебил он.
— Практически — нет.
— Но почему? — коммерсант повернулся к ней. — Вы что, издеваетесь? Это месть? Чтобы наказать меня за мое поведение? Мелко, мисс Бэнкс!
— Никакого издевательства, — покачала головой доктор. — Просто мистер… я хочу сказать, ваша тетя, тоже смотрит на вещи с практической стороны. Никакой беды не случится, если вы съедите тарелку овсянки, это правда. Но вот если вы попросите в ресторане, чтобы вам подали каши — это существенная разница. Здешний персонал наверняка отнесется к вам сочувственно, и по своей доброте добавит вам в кашу мед, орехи, фрукты или варенье — а это неизбежно повлечет за собой неприятности. Придется вам потерпеть, мистер Саммерс.
— Ладно, — Саммерс вздохнул. — Знаете, доктор, почему я вам соврал?
Они встретились глазами.
— Я хотел посмотреть, что это из этого выйдет, — нахально сказал коммерсант.
Это была вторая пощечина за вечер.
— Ого, как вы разошлись в роли моей невесты! — заметил он.
— Я вошла в роль, — мрачно ответила доктор Бэнкс прежде, чем хлопнуть дверью.
Саммерс потер горевшую щеку и не без злорадства подумал о судьбе репортеров, карауливших в холле.
Глава тридцать шестая, в которой доктор Бэнкс объясняется с Д.Э. Саммерсом
— Хотите совет? — не отрываясь от газеты, произнес Фокс, когда подельник, как ни в чем ни бывало, вошел к нему в комнату.
— Не хочу.
— Обиделись?
— Нет. Что касается укола, я сам дурак, а что касается нее… — Саммерс сел в кресло. — Знаете, тетечка, меня всегда шокировали люди, которые бегают спрашивать совета, что им делать, к другу, подруге, маменьке, тетушке или дамскому Меркурию, и потом удивляются, что у них все рухнуло. Дело двоих должно остаться делом двоих.
— Я, кажется, вторгся в некие ваши планы?
Коммерсант пожал плечами.
— Что, думали, я позвал Маллоу от собственной беспомощности? Решили подстраховаться?
— Да, ведь я не видел вашего компаньона с того самого момента, как мы встретились в поезде, — немного растерянно отозвался из-за газеты Фокс. — Я и представить не мог, что из этого застенчивого юноши вырастет такая продувная бестия! Кстати, где он?
— Осматривается, — Саммерс помялся. — Как вы догадались про нее?
Фокс опустил газету.
— Друг мой, это было слишком очевидно. С самого первого дня вы слишком часто впадали в задумчивость — хотя горели искренним интересом к делу. Вы ни разу не отправили ни одного письма сверх того, что писали компаньону, а между тем, в вашей корзине для бумаг весьма часто попадались разорванные на мелкие клочки послания — хотя в них только и было, что одна-две строки, да и те тщательно замараны. Стало быть, даже обратиться к адресату представляло для вас проблему — это с вашим-то родом занятий! Вы слишком болезненно реагировали на безобидные вопросы, которые охотно поддержал бы всякий мужчина — будь он свободен и не испытывай поистине священного трепета перед своей дамой. И даже душевный мир юной барышни интересовал вас немного слишком. Un peu trop. Вот почему девочка привязалась к вам больше, чем вы того хотели — вы слушали ее искренне. Эдна Вандерер даже не подозревала, что на ее месте вы представляете другую юную особу.
Словом, то, что она существует, я понял быстро. Дальнейшее было делом одной телеграммы. Я действительно полагал, что приезд этой дамы решит многое. И, как видите, не ошибся.
— Не ошиблись? — расхохотался коммерсант. — Старая ведьма, да вы наломали дров так, как я и сам бы не смог! Но, к счастью, я знаю, что все всегда идет наперекосяк, так что мне остается только извлечь все, что можно из этого вашего парада в посудной лавке.
Фокс посмотрел на него с иронией.
— В посудной лавке? — уточнил он.
— Да, — коммерсант в задумчивости терзал зубами заусенец. — Кстати, вы неправы насчет Эдны — мне было с ней интересно. Дети вообще интересные ребята, а Эдна еще и необычный ребенок. Вернее, она в необычных обстоятельствах.
— И тем не менее, предметом вашего любопытства была, скорее, другая маленькая девочка. Уж не ее ли мир вы хотели сравнить с миром Эдны? Поэтому постеснялись написать?
— Фокс! Вам знакома русская поговорка: «Любопытной Барбаре на базаре нос оторвали»?
— Вы сами виноваты — не захотели быть со мной откровенным! Так, значит, в моих советах вы не нуждаетесь?
— Я нуждаюсь в том, чтобы меня избавили от советов. Есть вещи, где они не нужны.
— Однако, пятнадцать лет…
— Тетечка, — оборвал Саммерс, — ваше любопытство ублаготворено достаточно, чтобы больше не совать свой длинный нос туда, куда вас не приглашали. Не вздумайте дуться.
— И не подумаю, — пробормотал уязвленный Фокс. — Теперь я могу смотреть представление из партера.
* * *
За ужином, который на сей раз был накрыт на семерых, царила странная скованность. Размышляя о ее причинах, доктор Бэнкс поймала на себе взгляд коммерсанта. Взгляд этот, одновременно ласковый и страшный, был направлен куда-то ниже ее лица.
Миссис Кеннел прокашлялась.
— Ральф, — она потихоньку пихнула племянника в бок, — будь любезен, передай мне соль.
— Да, тетя.
Ее просьба была выполнена, не глядя.
— Слушай, старик, — легкомысленным тоном позвал Маллоу, — помнишь, ты обещал показать мне крик пуэрториканского козодоя?
— Нубийского, — машинально поправил Кеннел.
— А? — напомнил о себе Маллоу, не дождавшись иного ответа.
— Что? — спросил Ральф.
— Convenances[31]! — прошипела тетка. — Convenances, Ральф!
— Кеннел! — взревел Вандерер. — Ведите себя прилично, черт бы вас побрал!
— Мистер Кеннел, — позвала Эдна, — о чем вы думаете?
Прежде, чем он ответил, прошло почти полминуты.
— Да? Вы что-то говорили, мисс Вандерер?
— Я говорю, интересно, о чем можно думать с таким лицом, как у вас! — гаркнула девочка.
Воцарилось общее молчание. Коммерсант, кажется, опять забыл, что его о чем-то спрашивали. Он не сводил глаз с доктора.
— Прошу прощения, — сказала, в конце концов там, и вышла из-за стола.
Саммерс провожал ее взглядом до тех пор, пока доктор не скрылась за дверью. Дверь закрылась. Коммерсант вскочил.
— Я… — он оглядел присутствующих, как будто только что с изумлением обнаружил, что здесь есть кто-то еще, — прошу прощения.
