— Это мне уже нравится больше, — проворчала Линор. — Недаром говорят, что дурные вести быстро летят.
Всего пару часов тому назад им пришлось поневоле оставить на дороге несколько бездыханных тел и потерять клонированного ослика, чью голову случайно проломил шальной цельт одного из нападавших. И уже следующая встреча заметно отличалась от предыдущих. Жители селенья выбежали из домов, побросали работу, и таращились на них с опасливым благоговением. Хотелось бы Линор знать, как они пронюхали о том, что следует вести себя почтительно. Не иначе как у этих людей в ходу магия за неимением проволочного телеграфа. Недаром говорят — главное принести кого-то в жертву, а дальше все пойдет как по маслу.
Девушка, выглядевшая ухоженней и уверенней прочих, видимо, дочь старосты, чуть не на цыпочках вышла вперед и настороженно поклонилась.
— Кто вы, о благородные путники? — вопросила она со старательной напыщенностью, но голос ее с сомнением подрагивал.
«Чума на вашу голову», — меланхолично подумала Линор, но ей удалось подавить уже ставшее привычным раздражение на весь мир.
— И куда лежит ваш путь? — продолжала любопытствовать девица.
— Слова — ничто, — царственно отмахнулся старший в новоприбывшей троице, успешно подхватив и развив напыщенность спрашивавшей. — И имена не правят нами. А путь наш лежит в Камулдунум, к новому королю и новым временам. Но сперва мы желаем примириться с тенями прошлого. Кто поведает нам события последних лет? И о том, что творится на окраинах, далеких еще от столь недавних перемен? Мы здесь, чтобы увидеть все, так сказать, с высоты полета сокола.
На девицу нашел столбняк, которого она, впрочем, ожидала. От сгрудившихся в кучки наблюдателей пошли охи и ахи, и сдавленные, полушепотом, объяснения друг другу: «Слыхали — сокол!.. Да это же Мерлин!.. Как обещал!.. Вернулся, точно!!!»
Мерлин делал вид, что не слышит, пряча в усы улыбку.
А беспроволочный телеграф заработал вовсю.
Вот мы и в Камелоте. «На новом месте, приснись жених невесте». Или наоборот, если получится. Все слышали когда-нибудь выражение «угрюмый мрачный замок»? Так вот, Камелот действительно мрачный и угрюмый. По дороге сюда мы не раз останавливались в местах куда более жизнерадостных, не с такими толстыми стенами, или вообще без стен, и без риска стать жертвой горного обвала в галерее или в собственной комнате. Ладно, чего уж там, мне ли жаловаться, с моей-то тягой к романтике? Какая-то часть меня на самом деле была от этого в полнейшем упоении. Но если есть бункеры, похожие на замки, то есть и замки, похожие на бункеры.
Впрочем, моя комната выглядела не так уж и плохо, хотя я и успел приготовиться к худшему. Пока меня не было, Бедвир снарядил какую-то челядь и внес некоторые усовершенствования вдобавок к спартанскому убранству.
Остановившись на пороге спальни, отделяемой при желании от передней тяжелой ширмой, я в первый раз окинул критическим взглядом свое новое жилище. В голове при этом промелькнула обычная мысль: «что, если это навсегда?» Такая перспектива меня одновременно слегка ужаснула и насмешила. Передо мной была рукотворная каменная пещерка с низким сводом, почти полукруглая, в крайне упрощенном романском стиле. В углах примостились бронзовые жаровенки, покрытые патиной и вряд ли использовавшиеся в последние два-три года, но теперь украшенные язычками пламени, прогоняющими вековую сырость и испускающими сизые клочки дыма. Маленький камин пока бездействовал. Стены немного неуклюже затягивали новенькие, с еще сочными красками ковры. Ложе напоминало растерзанное животное — эклектика из медвежьей и волчьих шкур, покрытая коричнево-красными одеялами из овечьей шерсти, набросанная поверх довольно высокого дощатого помоста. «А сбитый пух в изголовье — труха от забытой плахи». Еще один выпотрошенный волк раскинулся рядом на полу как морская звезда.
— Что-то знакомое, — заметил я.
— Угу, — подтвердил Бедвир. — То, что здесь лежало и висело прежде, я велел сразу выбросить — старье, моль и блохи. Так что некоторые подарки пришлись очень кстати.
— Добрая старая традиция, — тепло одобрил я и, заприметив еще кое-что, прошел к большому сундуку, набитому одеждой. Его мы тоже привезли с собой, и он-то подарком не был, как и значительная часть его содержимого. В конце концов — кто сказал, что мне положено дышать только чужими подношениями? Пусть не воображают о себе невесть что. Небольшое вливание синтезированных драгоценных металлов не должно было сильно подкосить британскую экономику. Да и подкашивать, если честно, особенно нечего. Зато многие наверняка заподозрили, что не такое уж я и деревце без корней. На крышку сундука Бедвир выложил пару льняных полотенец и небольшой глиняный флакончик с ароматным маслом, а рядом обнаружились небольшое корытце и бадейка с немного остывшей, но еще испускающей пар водой. На ее стенке болтался ковшик с изогнутой ручкой.
— Ты уж извини, — сказал Бедвир, — ничего побольше у них не нашлось. И с горячей водой тоже как-то туго.
— Бедвир! — радостно воскликнул я, когда обрел дар речи. — Ты просто мой добрый гений! — И впрямь, черта с два дождешься такой заботы от тех, с кем знаком поближе. Такое положение вещей начало мне нравиться.
Отмывшись немного от дорожной пыли, избавившись от лишней щетины и приглушив душистым маслом вездесущий конский аромат, я откопал из сундука свеженький наряд, внезапно ощутив тягу к черному цвету. Должно быть еще и оттого, что, вдобавок к бытовым предположениям, теперь все прекрасно «знали», сколько мне лет (Артур родился шестнадцать лет назад), и мне втемяшилось таким образом добавить себе серьезности. Вот цвет плаща, скорее всего, останется неизменным уже до конца. Красный дракон есть красный дракон.
Так что мой новый наряд был черен как ночь и шкура моей лошади, хоть и покрыт в некоторых местах тонкой серебристой узорной вышивкой, а перехватывающий тунику пояс переплетался с овальными золотыми звеньями. Среди традиционных украшений в виде нескольких браслетов и цепи с крупным темным янтарем на груди, как обычно, скрывались некоторые весьма полезные в непредвиденных обстоятельствах вещи. Не то, чтобы они были так уж необходимы, скорее выполняли роль сувениров из родного дома. Я почти закончил одеваться и зашнуровывал сапоги, сложив рядом на кровати кроваво-красный плащ с золотой каймой, придавив его Экскалибуром в парадных ножнах и железным зубчатым ободком короны, от которого подумывал на ближайшее время все же отказаться, пока еще цела голова, когда в дверь постучали.
