— Я не хочу лежать, — сказал Асахина. — Там и без того тесно, а я не настолько серьезно ранен.
— С инспектором вы друг перед другом себя показываете, вот что, — Сёта покачал головой. — Как дети малые, право слово. Не ваше это дело — за мятежниками гоняться. Пусть бы один разбирался, хитроглазый. Его это работа.
— Нет уж, — сказал инженер. — Я сам согласился, так что это теперь и моя работа.
Факты лежали перед ним с самого начала. Желтые и коричневые отполированные кусочки дерева, как в головоломке. Ему не пришло в голову сложить их до сегодняшнего утра. Потому что он думал о своем спутнике как об убийце. Только как об убийце. Не как о лжеце.
— Как же, как же! — Сёта не уходил, ожидая, пока инженер выпьет весь принесенный чай. Фельдшер Камимуры сказал, что инженеру нужно много пить, — и Сёта, видимо, не успокоится, пока начальника не раздует в бочку. — Он позвал! А вы пошли! Все воевать не отвыкнете. А убьют вас — где еще такого хорошего начальника найдем? Поставят гайдзина какого-нибудь — наплачемся ведь.
— Не поставят. Да и я больше со станции ни ногой.
Если я туда вернусь.
— Кстати, об инспекторе. Где он сейчас? Тоже ведь должен здесь лежать — а ускакал еще раньше, чем я проснулся.
Правильней было бы сказать «очнулся». Потому что ночью Асахина не заснул — он именно потерял сознание и не видел, как стоявшие недалеко от Ханно люди Камимуры пришли на помощь. Как это ни смешно, добраться раньше им помешала вздувшаяся река и бревна, которые снесли мост. Асахина улыбнулся, подумав, как подешевеют теперь дрова в Токио. Ненадолго, правда.
Инспектор, как выяснилось, еще на рассвете взял два взвода солдат и ушел наверх — кажется, ему удалось починить вагонетку или наверху нашлась запасная, потому что через несколько часов во временный лагерь у железной дороги начали прибывать закопченные перепуганные люди.
Голодных пока что быстро удавалось накормить: достаточно пойти туда, где прошла волна, и набрать в подол убитой взрывом рыбы. Асахина увидел на тропинке чернокожую, шагавшую с рыбиной в руках. Она тоже заметила инженера и свернула в его сторону.
— Эй, вы тот самый красавчик, что говорит по-английски, верно?
Инженер улыбнулся и поклонился ей как мог.
— Черт, я полгода не слышала человеческого языка — и не научилась толком чирикать по-вашему. От меня все шарахаются как от чумной. Хозяйка померла — это правда, что ли?
— Даже если госпожа Мияги жива, она, к сожалению, должна будет умереть, — инженер опустил глаза. — Она замешана в государственном преступлении.
— Ха! — чернокожая блеснула зубами. — Государственное преступление! Да здесь настоящая чертовщина творилась, вот что я вам скажу. Они продали душу дьяволу — хозяйка, ее муж, ее хахаль, все. Когда все начало гореть — я так и поняла, что это нечистый пришел за своим добром.
— Нет, — поправил ее инженер, — это как раз полиция. Но миссис Мияги и не была вашей хозяйкой. По закону ваш контракт недействителен. Я думаю, вам помогут вернуться домой.
— Домой! — фыркнула черная. — Что я там не видела, дома? Хотела мир поглядеть, дура, — а тут сразу в фургон сунули и в этом лесу выгрузили. Поглядела мир, ничего себе. Деньги неплохие давали, что есть, то есть — так все в пожаре сгорело. Где эта ваша полиция, я ей глаза вырву!
— Если бы я сам знал, — вздохнул инженер. Он сейчас испытывал к полиции сходные чувства.
— Эй, а вас крепко потрепали, — девица покачала головой. — И повязки все грязные. Хотите, переменю?
— Это деготь, — Асахина провел пальцем по темному пятну. — Если им смазывать раны, они меньше кровоточат, заживают быстрее и не гноятся.
Девица наклонилась посмотреть и присвистнула.
— Зато и воняет же, — сказала она.
— Зато я уже на ногах.
— Это да. Это часто так бывает. Ну, будет что нужно — зовите.
Она пошла прочь, покачивая бедрами — не взад-вперед, как гейши, а вправо-влево. Так в кимоно ходить нельзя. Асахина мысленно переодел ее в европейское платье — и тут же нашел красивой. Какое великое разнообразие людей сотворил Бог, подумал он. И как люди делают из этого разнообразия причину для вражды и ненависти…
Видимо, сработало правило «не говори про тэнгу» — навстречу черной девице шагал Сайто. Пропустив ее, приостановился, поглядел вслед, покачал головой — ну и походка. Подошел к крыльцу.
— Я забыл отдать вам кое-что из вашего имущества, — сказал он, вынимая из кармана закопченный крестик. — И как это олово не расплавилось в огне?
— Благодарю покорно. Это никель. Много ли у вас еще дел, господин Фудзита?
— Почти все закончено. Верхний лагерь мы свернули, пещеры очистили, найденные документы я сдал военным. Свидетелей опросил. Думаю вернуться следующим поездом. Как вы себя чувствуете?
— Достаточно плохо, чтобы не ждать. Думаю, Сёта и не даст — просто перебросит через плечо и унесет. Если у вас все, то прикажите переносить тяжелых раненых. И… что будет с господином Харадой?
— Полагаю, он исчезнет где-нибудь по дороге. По моему, увы, недосмотру. Видите ли, мы говорили утром, пока не рассвело. Он чувствует себя примерно так же, как и вы, но, объясняя мне, как ему плохо, он завязал узлом железный костыль. Пулевая рана зажила в считанные минуты — но он может держать в руках ваш меч, ваш амулет, и… удивительное дело — при виде крови его теперь мутит. Я не думаю, что нашим военным нужно его видеть.
— Как же он исчезнет, если его днем можно поднять только лебедкой…
— Ну так сбежит ночью из тюрьмы, выломав прутья, велика важность. Я только прослежу, чтобы охранников не повредил.
— Раз вы все продумали — не пройдете ли со мной туда, за контору? Нужно кое-что обсудить подальше от посторонних глаз.
— Да, конечно. Помочь вам?
— Не стоит.
Инспектор довольно сильно хромал. И, казалось, слегка выцвел. А в остальном никак не изменился. Это было хорошо.
Асахина не хромал, но цеплялся за стену. Левое плечо ему изорвали до кости, рука не поднималась — а правой он держался, поэтому инспектор, развернувшись и сказав:
— Я слушаю вас, — никак не ожидал, что откуда-то снизу ему в подбородок выстрелит кулак.
Проморгавшись, он обнаружил, что сидит на земле, а челюсть ноет и звенит. Подвигал подбородком — что ж, инженер хотя бы не выбил сустав.
Нанеся удар, Асахина тоже упал — и теперь полулежал, опираясь на руку и колено.
— Вы мерзавец, господин инспектор, — сказал он, прикрыв глаза. — И если бы не господин Харада и другие, кто от вас теперь зависит, — я бы вас убил.
Так. Ну что ж. И оценка не такая уж неверная, и реакция вполне умеренная.
