Беременность сделала ее слабой и плаксивой — скорее бы Ральф вернулся…
Питсани был не городом и даже не поселком, а небольшой факторией, одиноко стоящей посреди песчаной равнины на краю пустыни Калахари. Граница Трансвааля проходила всего в нескольких милях отсюда, не обозначенная ни ограждением, ни пограничным столбом. На плоской невзрачной местности, поросшей низким кустарником, всадник мог заметить факторию с расстояния в семь миль — а вокруг нее, словно призрачный мираж, расположились конические палатки армейского лагеря.
Всадник безжалостно гнал лошадь тридцать миль вдоль железной дороги в Мейфкинг: он вез срочное сообщение. Для посланца мира капитан Морис Хини был неподходящим кандидатом: послание голубя нес ястреб — привлекательный темноволосый мужчина с горящим взглядом служил когда-то в конном отряде бечуанской полиции, а в войне с матабеле командовал отрядом кавалерии.
Взбитое копытами облако пыли часовые заметили с расстояния двух миль. Поднялась небольшая суматоха. Когда Хини въехал в лагерь, старшие офицеры уже встречали гостя. Доктор Джим лично пожал капитану руку и увел его в штабную палатку, подальше от любопытных глаз.
Зуга Баллантайн плеснул тоника в стаканчик с джином.
— Извините, Морис, здесь все-таки не Кимберли — льда у нас нет.
— Да черт с ним, со льдом, я умираю от жажды!
Эти двое хорошо знали друг друга: Морис Хини был одним из младших партнеров Ральфа Баллантайна и Гарри Джонстона, когда они подрядились доставить первых поселенцев в Машоналенд.
Хини осушил стаканчик, вытер усы и только потом посмотрел на Джона Уиллоби и доктора Джеймсона, не зная, к кому из них обратиться: официально отрядом командовал Уиллоби, Зуга Баллантайн был его заместителем, а доктор Джеймсон считался штатским наблюдателем, но все прекрасно знали, кто на самом деле обладает настоящей властью.
Джеймсон разрешил его недоумение.
— Ну давайте, выкладывайте!
— Новости не очень хорошие, доктор Джим. Мистер Родс убежден, что вам следует оставаться здесь, пока комитет реформ не захватит Йоханнесбург.
— И долго нам здесь сидеть? — с горечью спросил Джеймсон. — Вы только посмотрите! — Он взял со столика пачку телеграфных бланков. — Фрэнк Родс по сто раз на день посылает мне телеграммы, написанные жутким кодом. Вот хотя бы вчерашняя: «Выпуск акций необходимо задержать до согласования бланков компании»! — Он с отвращением бросил листки на стол. — Дурацкие споры о том, какой флаг поднять! Черт побери, если мы это делаем не ради империи, то зачем вообще нужна вся затея?
— Комитет реформ похож на робкую невесту, которая назначила день свадьбы, а теперь со страхом поглядывает на календарь, — улыбнулся Зуга Баллантайн. — Не забывайте, что наши друзья в Йоханнесбурге больше привычны к биржевым сделкам и финансовым махинациям, чем к оружию. Им, как застенчивой невесте, может потребоваться некоторое принуждение.
— Вот именно! — кивнул доктор Джеймсон. — А мистер Родс считает, что нам не следует начинать первыми.
— Это еще не все новости, — нерешительно произнес Хини. — Кажется, в Претории подозревают что-то неладное. Ходят слухи, что среди нас есть предатель.
— Вот уж этого не может быть! — отрезал Зуга.
— Согласен с вами, Зуга, — кивнул доктор Джим. — Куда вероятнее, что дурацкие телеграммы Фрэнка Родса привлекли внимание старика Крюгера.
— Как бы то ни было, господа, буры готовятся. Возможно, они уже собирают отряды в Рустенбурге и Зеерусте.
— В таком случае у нас есть всего два выхода, — тихо сказал Зуга. — Либо мы выступаем немедленно, либо возвращаемся домой в Булавайо.
Не в силах усидеть на месте, доктор Джеймсон вскочил на ноги и нервно заметался по палатке. Все наблюдали за ним. Он остановился у выхода, вглядываясь в сожженную солнцем равнину на востоке, за которой лежали громадные золотые месторождения Витватерсранда, а потом резко обернулся. По лицу Джеймсона было видно, что он принял решение.
— Я пойду, — сказал он.
— Так я и думал, — пробормотал Зуга.
— А вы что собираетесь делать? — тихо спросил Джеймсон.
— Пойду с вами, — ответил Зуга.
— Так я и думал. — Джеймсон перевел взгляд на Уиллоби, и тот кивнул. — Прекрасно! Джонни, соберите людей: я хотел бы поговорить с ними. Зуга, проверьте, чтобы все телеграфные линии перерезали — не хватало мне очередной телеграммы от Фрэнка! Все остальное он может сказать мне лично, когда мы доберемся до Йоханнесбурга.
— Джеймсона взяли!
В благопристойной тишине клуба Кимберли вопль прозвучал, словно боевой клич гуннов у ворот Рима. Мгновенно началась суматоха. Члены клуба высыпали из бара в отделанный мрамором вестибюль и окружили кричавшего. Из читального зала все бросились на лестницу, громко спрашивая, что случилось. В обеденном зале кто-то налетел на сервировочный столик, повалив его, — баранья нога заскользила по полу, перед ней, точно вереница лакеев, прыгали картофелины.
Новость огласил представитель ранее презренной, а ныне почетной профессии: преуспевающий скупщик алмазов. Он так разволновался, что забыл снять шляпу на входе в клуб — обычно за такое нарушение последовал бы выговор от правления клуба.
Стоя посреди вестибюля, он читал свежий выпуск «Даймонд филдс эдвертайзер», на котором еще не успела высохнуть типографская краска:
— «Шестнадцать человек погибли в жестокой схватке — Джеймсон поднял белый флаг над Доорнкопом. «Доктор Джеймсон, большая честь с вами познакомиться…» — генерал Кронье принял капитуляцию».
Все бросились в вестибюль, и лишь Ральф Баллантайн остался сидеть в одиночестве за угловым столиком. Он сделал знак отвлекшемуся официанту долить вина и положил себе еще морского языка под сливочным соусом с луком и шампиньонами. Наконец вернулись остальные во главе с Аароном Фаганом — будто похоронная процессия с кладбища.
— Похоже, буры их ждали…
— Доктор Джим попал в западню…
— Черт побери, чем он думал?
Едва усевшись на места, все потянулись к бокалам.
— У Джеймсона было шестьсот шестьдесят человек и пушки. Он явно спланировал атаку заранее.
— Да, наверняка выплывет наружу немало интересного.
— А уж сколько голов с плеч полетит!
— Удача в конце концов изменила доктору Джиму.
— Ральф, твой отец в числе пленных! — воскликнул читавший газету Аарон.
Ральф впервые разволновался.
— Не может быть! — Он выхватил газету и уставился на нее с болью в глазах. — Что же случилось? — пробормотал он. — Господи, что могло случиться?
