но учитывая твое положение, — он глянул на распоротую пополам рубаху приятеля, — в общем, если хочешь, заказом поделюсь. И не думай, не стану тебя наживкой ставить, я и в тот раз не собирался, если что. Но и ты — чтоб никакого колдовства больше!
— Ты… с ним драться собрался? — спросил Рэй, изображая не слишком сильное удивление. — Он же под четыре сажени выстой, как дерево.
Ярослав, опершись спиной на ворота ограды, с каким-то особенным удовлетворением смотрел в ответ.
— Яр, я ведь не шучу, он руками на крышу дома опирался, и прямо в окно заглядывал! — борясь с колючими мурашками, объяснял Рэй.
— Что, хорошо было в порубе, когда тебя с утра до ночи солдаты стерегут? Добро пожаловать в реальный мир!
На благородном лице Ярослава не было и следа сомнений, только решительность и неколебимая вера в свои силы. Звезды сверкали над их головами, и копейщик указал на блестящий полумесяц:
— У страха глаза велики, да оба слепы. На небо посмотри. Это под вечер тучки ходили, а сейчас прояснилось. Если хоть небольшая луна светит, жердяй уж и не явится. Не нравится ему ясное небо, только по ночному сумраку и может бродить.
— Жирдяй? В котором месте он жирный? Я же говорю, худой как стропила.
Ярослав разочарованно протянул:
— Ох, и не стыдно геройский титул носить? Включай голову. Жердяй — от слова «жердь»! — ткнул пальцем на забор из длинных горизонтальных балок на противоположной стороне улицы. — Значение противоположное: худой, аки жердь. Так, отвечай немедленно, берешься за работу? Если нет, можешь спать спокойно, пара ночей — и я сам его на стройматериал разберу.
И тут Рэй стыдливо усмехнулся. К чему были все эти речи о том, что он станет сильнее, станет биться за свою историю? Вот так и выходит, господин герой, что всё это лишь болтовня. Первый же призрак, заметьте, даже не пытавшийся напасть, а всего-то постращавший в ночи желтыми глазищами, заставил позабыть данные себе обещания и побежать за помощью куда? К герою! А вот копейщик, хоть покрасоваться и любил, но сейчас не бравировал. Просто это и правда был настоящий герой, которому и четырехсаженное чудище по плечу. Герой, что своей персоной овеществляет все грани этого слова!
Ярослав уселся на лавку возле ворот, вальяжно закинув ногу на ногу и подняв голову к небу. Рэй сжал кулаки: решительность быстро вытесняла из груди холодный страх.
— Четыре сажени на двоих, — улыбнулся он, — значит, каждому надо нарубить всего по две.
— А вот и души прекрасные порывы! Тишка тоже участвует, так что дели на три. Гляди-ка, уже и не такой высокий, а? — улыбнулся копейщик. — В общем, я эту байду уже неделю выслеживаю. А сама она пришла в Умиру, говорят, недели две тому. Уже поговорил со стариками, разузнав о нём, считай, сделал половину работы. В местном фольклоре информации о жердяе немного. В целом, всё точно, как ты и рассказал, так что поздравляю, разведка боем! Значит, — опять вернул взгляд на звездное небо, — появляется жердяй только в пасмурную ночь. Бродит по деревне, заглядывает в окна, бывает по часу так стоит у какого-нибудь и смотрит, что люди внутри делают. А если его увидят да испугаются, так еще пристальнее за ними наблюдает. Старики говорят, что это какой-то дух. Про́клятый. Обречен ровно сто лет скитаться по земле без дела. Вот и ходит из одной деревни в другую. Говорят, он завидует людям, потому что у них есть свои занятия, оттого-то ему так интересно за ними наблюдать.
— Он опасен?
— Не знаю, насколько он способен навредить человеку, но это нечисть. Настя неспроста обеспокоилась, узнав, что внутри тебя такое же чудо-юдо поселилось.
Рэй хотел возразить, мол, Сольвейг-то совсем не такая, однако тут же осекся, ведь правда была в том, что он до сих пор и понятия не имел о таинственной природе северной лисы, чьи волосы отчего-то стали рыжими.
— Пока что этот сучок никому физически не навредил, но, как ты мог почувствовать на себе, в столкновении с ним мало приятного. Оглядись-ка: лето на улице, посевная прошла, покос еще не скоро — гуляй не хочу! На носу большие праздники: Иван Купало, воробьиные ночи, Петров день — охоту открывает. Но людей на улице нет, молодежь на свидания не ходит, даже окна не горят. Как сумерки падут, все прячутся по домам, а перед сном и вовсе занавешивают окна, чтобы жердяй в них ночью не подглядел. Пока что самое опасное в нём это способность отводить глаза.
Рэй понял, что имеет в виду Ярослав: стоило ему столкнуться взглядом с горящими желтизной глазами, как его собственные потянуло в сторону, а голова пошла кругом.
— Что Настя думает?
Ярослав покачал головой:
— Не вмешивай ее. Уже говорил, геройство ей не нравится, а потому и за нечистью гоняться не станет. Да еще нас с тобой отчитает! Знаю одно: жердяй уж очень боится лошадей, а потому на лошадиный холм, где Настя работает и живет, он нипочем не сунется. Пусть Журавлик спит спокойно. И гляди! У нас всего несколько дней. Стропилу нужно порешить до Купалы, иначе гулянья будут сорваны, а староста не выплатит награду.
* * *
Несмотря на слова мастера-копейщика, уверявшего, что в безоблачную погоду лихо не явится, сон выдался Рэю беспокойным. Да еще мерзкая ветка черемухи то и дело шкрябала по окну.
Следующие два дня были безупречно ясными.
Днем Рэй помогал по хозяйству старушке, в доме которой остался на постой. Обычно этими обязанностями занимались Тихомир и, по случаю, Ярослав, однако, получив иждивенца, что жил в доме бесплатно, оба скинули работы на него. И Рэй не возражал: бытовые обязанности и в сравнение не шли с работой на лесоповале, с которой он успел обвыкнуться.
Бабка сыскала ему толстую мужскую рубаху заместо изорванной. Продев рукава, он едва не провалился сквозь нее — такой безразмерной оказалась новая косоворотка, но тот же пояс из пеньки решил проблему.
Неподалеку от пустой базарной площади — базар тут проезжал от силы раз в пару лун — встретилась доска объявлений: на белых булыжниках с плоской стороной были углем начертаны кривоватые руны. В сравнении с безупречным почерком Амадея, эти смотрелись как детские каракули:
«продаю кобылу жерёбую инокентий младший»;
«пушнина боброва кунья борис»;
«САМОГОН клавдия»;
«поденщик на покос за САМОГОН клавдия»;
Рэй поглядел невесело. «Недолгое геройство получится, если за водку работать».
Вечером геройский корпус Умиры опять собрался на холме у конехозяйства. Пока Настя взялась собрать ужин, парням было поручено подменить ее
