Прорицатель глотнул из горла.
— О, вот он, чистый виноградный сок, не разбавленный дрянной водой! — радостно вздохнул Тиресий и протянул флягу Приску.
Тот сделал пару глотков. Нельзя сказать, чтобы веселье к нему вернулось, но сразу сделалось легче, во всяком случае, противный камень в груди растаял куском льда под напором солнца.
— Расскажи мне, — сказал Тиресий.
— Что?
— Расскажи мне, как все было с твоим отцом.
Приск не помнил, как они очутились на крыше своего барака. Кажется, поставили деревянную лестницу и залезли наверх. Да, наверное, так и было, ведь летать они не умели, и в лагере не держат Пегаса, чтобы закинуть их сюда, наверх, на черепичный конек. Цвели за канабой посаженные не так давно яблоньки, аромат сада делал воздух томительно-пьяным. Друзья сидели на черепичной крыше и передавали друг другу флягу с вином. Приск рассказывал. Все как было — про жизнь свою в Риме, про дом, про отца, про тренировки Мевии, про друга Марка и его брата, про мечты о путешествиях, про Плиния Младшего, про выигрыш. Тиресий внимательно слушал.
— Авл был братом моего друга. Он сказал: «Не надо меня бояться».
— Ты отомстишь, — сказал Тиресий. — И довольно скоро. Быть может, уже через год.
— Он сказал…
— И что? — перебил Тиресий, глядя мимо Гая холодным, немигающим «пророческим» взглядом.
Приск молча кивнул, соглашаясь: есть на свете беспредельная подлость. И эта подлость — не где-то там, на Палатине, или за рекой, в чужом царстве, эта подлость рядом с тобой, на расстоянии вытянутой руки.
— Ты можешь предсказать мою судьбу? — вдруг спросил Приск.
— Могу, — сказал Тиресий, взяв товарища за руку и разглядывая его левую руку. — Ты добьешься всего, чего хочешь.
— Чего я хочу — ты знаешь?
— Это уж от тебя зависит.
* * *
Валенс, вернувшийся в лагерь на другое утро, ни разу не спросил своих подопечных, куда и когда исчез Скарабей. Он вообще ничего не спросил у подчиненных. Пришел Декстр, осмотрел комнату исчезнувшего Скарабея, собрал его вещи. Вернее, ненужный хлам: плащ, кошелек с деньгами, оружие — все это легионеры надежно спрятали.
— Он точно удрал за реку? — спросил Декстр, осматривая вещи убитого.
— Точно. Его видели внизу у таможенной станции, — отозвался Валенс.
— Кому он там нужен, за рекой? Станет обучать даков легионному строю?
— Почему бы и нет? Он же тренировал новобранцев. — Валенс даже не моргнул глазом.
— Хорошо, если так… Тогда уж мы точно победим, — фыркнул Декстр. — А ты что скажешь, Приск? — повернулся фрументарий к легионеру.
— Надеюсь, мы с ним больше не встретимся!
После того происшествия Скирон провалялся дней десять в госпитале, а выйдя, носил на лбу дней пять или шесть пластырь, после чего всем на обозрение предстал красный уродливый шрам. С тех пор Скирон сделался мрачен. Мало с кем разговаривал, а если и заговаривал, то говорил гадости, как будто весь мир до единого человека он ненавидел. Из друзей Скирон больше всех любил Квинта — за безобидность и незлобивость, за возможность порой над ним поиздеваться. Теперь вечерами Скирон ложился на койку и лежал молча, глядя в потолок.
Лето 851 года от основания Рима[116]
Эск
Через несколько дней солдат Пятого Македонского построили перед преторием, все понимали, что сейчас объявят виновников бунта, и что этих дерзких ждет — неведомо. Нонния после того, как он скрылся в претории, никто из солдат не видел. Что с ним сталось — никто не знал. Одни утверждали, что центурион до сих пор сидит в карцере, другие — что его перевели в Первый Италийский легион в Новы.
Легат стоял возле претория — рядом с ним еще три центуриона, в том числе Валенс.
— Вот увидите, Валенс разберется, он справедливый! — улыбнулся во все тридцать два зуба Кука.
— За проявленное неповиновение и попытку бунта двадцать человек отправятся на работы. На Данубий! — заговорил громким, хорошо поставленным голосом Наталис. — Это контуберний Валенса и тринадцать человек из первой когорты.
— Ну вот, разобрались, — вздохнул Малыш.
— Работа такая, что аж сердце из груди выпрыгнет, — пообещал легат.
— Неужели и Фронтиана отправляют? — не поверил Крисп, потому что Фронтиана никогда, кажется, ни за что не наказывали.
Но когда штрафников построили вместе, Фронтиан оказался в первом ряду. Никого не помиловали. Или помиловали? Могли ведь и казнить. Легко!
* * *
— Что мы будем делать? — спросил Кука у Валенса. — Девок ловить на том берегу?
— Куда круче… — Валенс глянул злобно, в упор. — Причем круче — в прямом смысле слова.
— В чем мы виноваты? — не сдавался Кука. — Всего лишь потребовали суда.
— Дисциплина! — огрызнулся Валенс. — Потом все остальное. Теперь Нонний сидит в Новах, а вы будете висеть над Данубием.
— Что делать? Висеть? — не понял Кука.
— Именно.
Что за работа, никто не знал толком, но на телеги загрузили не только кирки, но и молоты, деревянные клинья, долота (штук двадцать). В особом ящике везли гром и прочие сложные штуки, которыми пользовался измеряльщик, помощник префекта лагеря, размечая места под фундаменты и прямую стрелу дороги.
— Видимо, будем строить ну очень большую баню на Данубии, — предположил Кука.
* * *
На счет бани Кука ошибся. Перешли они мост через Эск, потом дошагали до Данубия, а дальше двинулись вдоль реки вверх по течению. Только после заката отряд остановился. На ночь легионеры разместились в казарме при бурге, а утром, перекусив, двинулись дальше. Шли три дня. Низина сменилась горами — казалось, один из титанов, заключенный в Тартар, измял, искорежил землю — одна гора сменялась другой, чередуясь с извилистыми ущельями. Пришлось покинуть берег Данубия, сделать крюк, по более или менее пригодному ущелью обойти скалы и вернуться на берег опять же вдоль одного из ущелий. Только на четвертое утро они добрались до цели. Внизу, стиснутый белыми скалами с двух сторон, ревел Данубий. Река в этом месте шириной около четырехсот футов, тогда как, вырвавшись из теснины, Данубий разливается на полмили. Ни один корабль не может преодолеть этот поток — флот, что стоит в Виминации, никак не может соединиться с тем, что базируется в Рациарии, и попасть в Понт Эвксинский.
Снизу, от самой воды, доносился странный звон — как будто кто-то у самой воды долбил камень.
— Рыбы, что ли, грызут скалы? — спросил Кука и замолчал — увидел установленные на настиле барабаны у самого берега — веревки спускались куда-то вниз. Четверо рабов вращали барабан, поднимая что-то снизу.
