— Вот как раз от налогов он на этот раз никого не освободил, — вздыхали торговцы, — из-за мятежа проклятого Мануила. Но свежих книг все равно нет. Переписчики говорят, Мусейон закрылся.
Симон вздохнул, двинулся к Мусейону, а едва подошел, обмер. Грузчики — один за другим — бегом таскали огромные фолианты к пристани.
— Спасаем все, что возможно, от безбожных и безграмотных аравитян, — пояснил, в чем дело монашек-счетовод.
— А куда… спасаете? — поинтересовался Симон.
— Папа обещал на хранение взять, — счастливо и наивно улыбнулся монашек.
«Взялась лисичка курочек сторожить…» — подумал Симон и сунул монаху пару золотых.
— Найди-ка мне каких-нибудь греческих поэтов.
Его лично отношения Империи и Папы абсолютно не касались.
* * *
Амр встречал очередное посольство в палатке перед стенами Александрии. После недавней грозы с кислым, почему-то, словно лимонный сок, дождем[88] небо — впервые за много месяцев — оставалось чистым и ясным, и настроение было таким же.
— Меня зовут принц Теодор, — представился один из визитеров.
— А меня — Андроник, — наклонил голову второй.
— Присаживайтесь, прошу вас, — улыбнулся Амр и окинул Теодора быстрым взглядом.
Похоже, что именно этот полководец отдал ему Египет практически без драки.
— Что привело вас ко мне? До сдачи ведь еще целые сутки…
— Мы пришли говорить не о сдаче Александрии, — мотнул головой Андроник.
— А о чем? — удивился Амр.
— Твои люди стоят у стен Константинополя, — прищурился Теодор, — но они не умеют брать города.
— Верно, — согласился Амр.
У него и впрямь не хватало грамотных полководцев, плюс ко всему, ушедших на восток варваров начала косить чума.
— Я могу взять столицу империи для тебя, — задрал подбородок повыше Теодор.
Амр замер. Насколько он знал Теодора, тот не взял бы и маленькой горной деревни.
— Каким образом? — поинтересовался он и тут же понял, каким.
— Я по условиям сдачи должен вместе с флотом покинуть Александрию, — мерзко улыбнулся полководец, — и никто в Константинополе не ждет, что я вернусь, как враг.
Амр замер. Такой концентрированной подлости он уже не встречал давно.
— А почему ты решил вернуться домой, как враг? — поднял он брови.
— Я должен поквитаться с отравительницей Мартиной, — процедил принц, — вина ее доказана, и возмездие — это святое.
Амр вздохнул. Что ж, отравитель в любой стране наказывался особенно жестоко, кем бы он ни был. Ну, и даже трусливый и подлый Теодор имел право на правосудие. Правда, оставался один вопрос…
— А почему ты не возьмешь Константинополь сам для себя? — прищурился Амр. — Ты ведь принц… стал бы императором.
Визитер окаменел, и Амр легко читал на этом лице все: и непомерные амбиции, и такое же непомерное тщеславие, но главное — тщательно скрываемый, но такой же непомерный страх.
— Я — верю в Единого Бога, — глотнул Теодор, — для меня главное — справедливость.
— Что ж, — поднялся Амр, чтобы принять от Теодора присягу на верность. — Будь по-твоему.
Его, принявшие Единого, люди слишком часто погибали из-за незнания правил большой войны. А ему еще предстояло брать и Пентаполис, и Карфаген. Ему нужны были всякие полководцы — даже такие.
* * *
Хаким, Али и халиф собрались вместе, едва получили известия о том, что патриарх увез предложения Амра о сдаче в Александрию.
— Если патриарх взял эти условия в руки, значит, они уже готовы сдаться, — констатировал Али.
— Сколько дней они могут попросить на размышления? — прищурился Хаким. — Как думаете?
— Обычно, семи дней хватает, — глотнул халиф.
Хаким глянул в календарь. Это означало, что завтра войска аравитян войдут в главный торговый город мира.
— Амр и так уже слишком силен, — выдавил Али. — Если он возьмет Александрию, жди беды.
Хаким молча кивнул. Взяв Александрию, Амр получал возможность вывести в открытое море весь отобранный у Византии флот. В сегодняшней ситуации, когда Амра в Египте поддерживали все — от крестьян до купцов — это означало одно.
— Еще полгода, и он захватит весь мир…
Хаким и сам не заметил, что произнес это вслух.
— С этим флотом не захватит, — возразил ему Али, — но если поставить на византийские суда наши косые паруса… вполне.
Хаким задумался. Косые паруса, позволявшие маневрировать у берегов Индий, не были известны ни грекам, ни армянам, ни, тем более, итальянцам. Они использовали прямые, сильно уступавшие при маневрах. Никто и никогда не сталкивал суда с парусами этих двух типов в морских сражениях, но, по оценкам бывалых капитанов, преимущество в бою должно быть, по меньшей мере, двойным.
— И кто пожнет главный урожай? — обвел Хаким собеседников глазами.
Али и Халиф на мгновение замерли.
— Аиша Умм Абдаллах… — первым смог выдавить Али. — Она наиболее опасна.
Все было так. Эта эфиопка вполне могла выдвинуть на место первого среди равных своего сына от Мухаммада — Абдаллаха. И тогда, при всегдашней поддержке Негуса Абиссинского и с воинскими успехами Амра, место императора всего мира Абдаллаху было обеспечено.
— Мы должны взять Ойкумену без Амра, — проронил то, о чем думали все, Хаким.
— Да, — согласился Али, — Амра пора устранять. Теперь мы и без него управимся.
— Но ведь Абдаллах… да, и другие дети Мухаммада… они все равно самые вероятные… — начал, было, халиф и осекся — такими глазами глянули на него два ближайших родича Пророка.
Но все, конечно, понимали: эта проблема еще тяжелее, еще неразрешимее, а в перспективе еще опаснее, чем невероятные успехи выскочки Амра.
* * *
Мартин прибыл в Александрию в день сдачи города. По улицам уже бродили совершенно потрясенные видами сказочно богатого города первые аравитяне. Элита города спешно отплывала прочь из Египта. Кое-где под шумок грабили и убивали. И понятно, что грузчиков, мечущихся от Мусейона к причалу, были сотни и сотни. Однако Мартин уже видел: вывезти всего они уже не успевают.
— Сколько погрузили? — спросил Мартин у стоящего рядом с Кифой епископа Теофила.
Именно он отвечал за прием рукописей от Кифы.
— От силы, двадцатую часть.
Мартин глянул на солнце. Времени уже не оставалось: еще полчаса, и здесь будет Амр.
— Хватит, — кивнул он Кифе. — Больше не грузить.
— А как же быть с остальными книгами? — удивился Теофил.
— Сжечь.
Теофил растерянно моргнул, но стоящий рядом Кифа тут же понимающе кивнул. Оставлять знания в руках врага было еще опаснее, чем оставлять им страну — пусть и ненадолго.
