Разделяя мнение большинства магнатов о том, что переговоры Киселя с Хмельницким ни к чему не приведут, и, располагая сведениями, что запорожский гетман ждет весной хана с восьмьюдесятью тысячами конницы, чтобы вместе вторгнуться в пределы Речи Посполитой, Ян Казимир решил нанести превентивный удар. Находившимся в его непосредственном подчинении кварцяным войскам он приказал с наступлением весны стягиваться на Волынь, а командование над остальными вооруженными силами в пределах Малой Польши возложил на бельского каштеляна Андрея Фирлея, одним из предков которого в свое время был великий коронный гетман[18], брацлавского воеводу Лянцкоронского и коронного подчашего Остророга.
Комиссия Адама Киселя не успела еще возвратиться в Варшаву, как в конце февраля Лянцкоронский перешел Горынь с целью не допустить соединения большого количества сконцентрировавшихся в районе Бара ватаг с Хмельницким. Впрочем, боевые действия начались здесь еще раньше, когда отряд поляков, возглавляемый шляхтичем Стрижевским, внезапным ударом захватил Бар, правда, ненадолго и вскоре был выбит оттуда. Спустя буквально две недели Ляннцкоронский с подошедшим ему на помощь Остророгом подступил к Бару, гарнизон которого вынужден был опять оставить город и отойти к Шаргороду. В течение марта-апреля Лянцкоронский и Остророг очистили от ватаг и немногочисленных казацких гарнизонов прилежащую к Горыни местность до самого Заславля, попутно разгромив казацкие полки Таборенко и Кривоносенко, после чего в начале мая отошли на отдых к Бару.
Тем временем, Ян Казимир, сохраняя еще остатки надежды на мирные переговоры с запорожским гетманом, выслушав доклад Киселя, направил в Чигирин своего посланника шляхтича Смярковского, который застал Запорожское Войско уже накануне выступления в поход. В отсутствие гетмана казацкие полковники заподозрили Смярковского в шпионаже и он был казнен. Получив эти сведения, король не стал больше терять времени и 11 мая отдал приказ регулярным войскам к выступлению. Сразу же после этого Фирлей, к которому примкнул великий коронный хорунжий Александр Конецпольский и некоторые другие польские магнаты со своими хоругвями, перешел Горынь, направившись в сторону Заславля. Вскоре Фирлей получил сведения, что туда же движется регулярный казацкий полк Ивана Донца, направленный сюда гетманом для усиления гарнизонов, расположенных у Горыни. Отправив навстречу Донцу полковников Коссаковского, Суходольского и Рожажовского с приказом сковать продвижение казаков к Заславлю, Фирлей двигался вслед за ним. Вблизи села Шульжинцы произошло сражение, в результате которого казаки потерпели поражение, Донец погиб, его сестру, считавшуюся начинающей волшебницей, зарубили в рукопашном бою, а старуху Солоху, выдававшую себя за колдунью, обнаруженную в казацком таборе, сожгли на костре.
Таким образом к концу мая обширная территория Подолии от Бара до Звягеля (ныне Новоград-Волынский) оказалась очищенной от казацких гарнизонов и различных ватаг местных опрышков. Окрыленные успехом, вожди польского войска соединились между собой, при этом Лянцкоронский и Остророг, оставив Бар, подтянулись к Фирлею. Объединенными силами они предполагали двигаться к Староконстантинову, но полученные известия о подходе к Межибожу, где Лянцкоронский оставил гарнизон из немецкой хоругви Корфа и полка Синявского, крупных казацких сил, заставили их скорректировать свои планы. Лянцкоронский, взяв четыре отборных хоругви Остророга, поспешил на выручку своих подчиненных, Фирлей же с основными силами продолжал движение к Староконстантинову.
Между тем, подошедший к Межибожу брацлавский полковник Данила Нечай, полк которого превышал двадцать тысяч казаков, стал табором под городом, осадив его. Когда же посланные Лянцкоронским четыре хоругви Остророга попытались прорвать кольцо осады, Нечай, опытный воин, сам охватил их своим полком. Сложилась почти катастрофическая для поляков ситуация, но подошедший сюда Лянцкоронский решительным ударом с фланга сумел прорвать кольцо окружения и продержаться до тех пор, пока Корф с Синявским оставили Межибож. Одновременно и хоругвям Остророга удалось вырваться из ловушки, в которой они оказались. При такой счастливой развязке Лянцкоронский поспешил отступить к Староконстантинову, получив известия, что на помощь Нечаю спешит уманский полковник Иосиф Глух. Позднее выяснилось, что сюда же подходят и основные силы Хмельницкого, которым по показаниям взятых в плен «языков», нет числа.
Князь Иеремия, хранивший обиду на короля и сейм, за то, что ему не была вручена булава великого коронного гетмана, которую он заслуживал больше других польских военачальников, находился за Горынью и к региментарям[19] не присоединился. Однако узнав о том, что против Фирлея, Остророга и Лянцкоронского выступил сам Хмельницкий, он после долгих размышлений смирил гордыню и в конце мая перешел Горынь, хотя от тех хоругвей, с которыми он стоял под Пилявцами, осталась едва ли половина, даже с учетом присоединившегося к нему названного сына Дмитрия Ежи Вишневецкого.
Тем временем Фирлей, Лянцкоронский, Остророг, Конецпольский и другие польские командиры, соединившись вместе, стали решать, как поступать дальше. Известие о приближении запорожского гетмана и крымского хана, даже в сердцах самых отважных вызывало трепет, тем более, что по слухам, распространившимся по лагерю, казацкое войско насчитывало триста тысяч, а крымский хан вел с собой стотысячную орду. Сами эти цифры гипнотизировали, заставляли трепетать сердца, леденеть кровь в жилах и замирать от ужаса. Уже немало челяди и даже шляхтичей спешили покинуть региментарей и отойти в Малую Польшу. Фирлей все отчетливее понимал, что нужно немедленно отступать, пока он не растерял все войско, однако в каком направлении следует отходить, было неясно. Король, которому он отправил донесение о сложившейся ситуации, приказал перейти Горынь и двигаться к Сокалю, где сосредотачивалось кварцяное войско и часть посполитого рушения из трех воеводств. Еще две недели назад такой приказ был легко выполним, но сейчас это было вряд ли возможно. Узнав о подходе Хмельницкого, поднялся весь край и продвигаться к Сокалю пришлось бы с постоянными боями.
Наконец, после долгих дебатов было решено отойти к Збаражу, наследственному владению князей Вишневецких и здесь, укрепившись, ожидать подхода основных королевских сил. Переход не занял много времени и, расположившись в предполье перед обоими збаражскими замками, войско Фирлея приступило к оборудованию лагеря, а также к заготовке в спешном порядке провизии и фуража из окрестных населенных пунктов. Но и здесь тревога, охватившая поляков под Староконстантиновом, не покидала их. Панику возбуждали и рассказы все большего числа беглецов, вынужденных бежать с насиженных мест перед приближением Хмельницкого. Региментари, постоянно спорящие друг с другом по пустячным вопросам, не могли обеспечить надлежащего порядка в лагере, а ко всему прочему внезапно стало невозможно захватить в плен хоть какого-нибудь «языка», чтобы получить более или менее достоверную информацию о противнике. Командиры некоторых хоругвей Гулевич, Душинский, Сераковский, Пилговский оказались неспособными командовать своими людьми, а тут, впридачу ко всем неудачам, молния, ударившая из небольшой тучки, разнесла вдребезги знамя (хоругвь) Фирлея. Если жолнеры и шляхтичи еще пытались сохранить подобие дисциплины, то челядь готова была открыто взбунтоваться, бросить все и бежать из лагеря или даже присоединиться к Хмельницкому.
