И тогда в дома, хлевы и погреба заползали — грязный Кыж, злой Кыль, хворый Мыж, моровой Чер, Дэй с коробом чирьев и грыжи:
Всю долгую зиму люди мечтали о пробуждении и возвращении могучего Шундыра. И когда, наконец, он выбирался из отцовского терема и на огненном коне скакал по небу, разгоняя холода и ненастья, люди спешили ему на помощь:
Заскрипели дубовые ворота, и из темного зева Воротной башни высыпала беспорядочная конная ватага. Размахивая длинными палками и дымящимися факелами, всадники с криками рассыпались по посаду и, не переставая кричать, визжать и свистеть, заколотили палками по стенам алачуг и крышам землянок. Уктын улыбнулся — ему вспомнилась далекая юность. Когда-то и он в толпе сверстников скакал по селению Гондыр накануне праздника шийлык. Такими же криками и бешеными ударами палок он и его тогдашние друзья изгоняли из селения нечистую силу.
Много лет назад это было, и многих уже нет из той давнишней ватаги, а те, кто еще живы, давно уже не скачут на лихих конях с палками и дымящимися факелами. Им на смену пришли другие — молодые, здоровые, сильные и красивые. Так было всегда, так будет всегда:
— Осте, Инмар! — привычно помолился Уктын и с кряхтеньем поднялся на ноги. Всадники внизу вырвались из узких закоулков посада и собрались у мостика через Сорный ручей. Впереди всех гарцевал на вороном коне коренастый уклюжий парень в богатой одежде. Он разгонял коня и резко его осаживал. Жеребец с громким ржаньем поворачивался на задних ногах и тут же, подстегнутый плеткой, снова бросался вперед.
Остальные всадники не двигались — казалось, они любуются грациозным танцем коня и ловкостью его хозяина.
Присмотревшись, Уктын узнал в лихом наезднике вождя Верхнего племени Келея. Келей дурачится — значит, дочь князя, красавица Люльпу, тоже там, подумал жрец и неспешно двинулся обратно, в сторону Бадзым Куалы. Он знал, что через некоторое время молодежь поднимется на Куалын-гору. Так было всегда, так будет всегда:
Светобор подъехал к Новгороду в сумерках. Со всех сторон полыхали огненные цветы костров, слышались песни и разноголосые звуки музыки.
Несколько раз молодые развеселые ватажники зазывали его к своим пиршественным огням, но он, поблагодарив, пришпоривал коня. В этот праздничный вечер Красной Горки не было праздника в душе молодого мечника. Глядя на веселящийся новгородский люд, Светобор невольно вспоминал былое и даже завидовал самому себе, но не сегодняшнему, а тому, прежнему парню, который еще в прошлом году радостно скакал вокруг яркого красногорского костра, весело пел песни и безобидно заигрывал с девушками.
Светобор не боялся своих врагов, но их существование мешало ему радоваться жизни. Его не страшило внезапное нападение из-за угла или сзади, но возможность такого нападения заставляла напрягаться и быть всегда настороже. И чем дальше углублялся он в сумрачный городской муравейник, тем сильнее росло это напряжение, тем мрачнее становилось его лицо, тем крепче сжимал он рукоять меча. В одном из встречных всадников почудился подручник боярина Дмитра, тот самый Петрило, которого полгода назад снес он жердью с коня. Несколько раз после этого встречались они в городе, дважды рубились на мечах, и Петрило, кажется, понял, что в открытом бою не одолеть ему Светобора. Но не это, а совсем другое обидело боярского отрока до глубины души. При последней схватке, еще по снегу, Светобор выбил меч из руки его, но, имея возможность убить, засмеялся только и весело сказал: — Живи, убогий!
Наконец, он подъехал к терему Твердислава и, оставив коня на попечение холопа, вошел в палату, где жили боярские мечники. По случаю праздника воины гуляли, там и сям проворно двигались винные корчаги, в углу нестройно пели, в другом играли в кости, было шумно и бестолково. За столом, как всегда, верховодил мечник Мураш. Он что-то рассказывал басовитым громким голосом.
— А, Светобор! — заметил Мураш вошедшего. — Что, боярин прислал присмотреть за нами?
Несколько воинов угодливо засмеялись. Светобор уже жалел, что пришел сюда, где провел почти полгода своей жизни. Недели две назад Твердислав перевел его в маленькую каморку, расположенную между спальней молодого боярина и палатой, где тот принимал важных гостей.
Никаких особых слов при этом не говорилось, но Светобор понял, что с этого времени он должен охранять хозяина днем и ночью. Иногда молодой боярин звал Светобора в свою спальню и ночь напролет говорил ему о христианском боге, о матери его, непорочной деве Марии, о святых чудотворцах и угодниках. Наслушавшись этих разговоров, Светобор всякий раз честно признавался, что ему непонятно, почему русский человек должен верить в чужого бога, Твердислав никогда не сердился, только сокрушенно вздыхал и отправлял мечника спать:
— Что молчишь? — басовито спросил Мураш. — Али зазорно тебе с простыми людишками словом перемолвиться?
— Да полно тебе! — встрял мечник Кряж. — Проходи, Светобор, выпей с нами меду.
Светобор благодарно взглянул на Кряжа, прошел к столу, взял чашу и, стараясь придать голосу веселость, громко сказал:
— Будьте здравы все!
— Будь здрав, Светобор! — отозвался Кряж.
Полгода назад, попав в терем Твердислава, Светобор сразу приметил бесшабашного Кряжа и даже сдружился с ним. Кряж, в отличие от других воинов, не выказывал пренебрежения к новичку-деревенщине, разговаривал с ним открыто и просто, как с равным. На недавнее возвышение Светобора он, похоже, не обратил внимания. Кряж не бросал на Светобора косых взглядов и не поддерживал досужих заглазных разговоров о нем.
— Правду ли говорят, Светобор, что с боярского стола медок-то послаще этого? — снова полез под кожу Мураш.
— Не знаю, не пробовал, — отозвался Светобор, стараясь быть спокойным.
— Рассказывай тому, кто не знает Фому, — не поверил Мураш, — а я брат ему!
Несколько воинов опять засмеялись.
— А вкусны ли объедки со стола боярского? — спросил Мураш.
В палате стало тихо, лишь скрипели тихонько половицы — воины, оставив свои дела, подтягивались к месту назревающего события.
Светобор чувствовал устремленные на него насмешливые взгляды, черная ярость закипала в душе его. Стараясь выглядеть спокойным, он налил в чашу меда, сделал несколько глотков.
— А гладка ли задница боярская, коли языком ее погладить? — куражливо пробасил Мураш. В палате стало совсем тихо.
Неуловимым движением руки Светобор выплеснул мед в ненавистную рожу.
Все ахнули и замерли.
Мураш нехорошо усмехнулся, утерся рукавом кафтана и начал медленно подниматься. Светобор был уже на ногах. Краем глаза видел он рядом с собой напряженную фигуру Кряжа. Дружки Кряжа, Помело и Якуня, встали за спиной его. А Мураш уже поднялся и начал неспешно закатывать рукава кафтана.
