оборвался прямо перед сточным колодцем, выкопанным, наверное, еще триста лет назад при Великих Моголах [23].
– А вы не ошиблись? – спросила побледневшая Сурама.
– Тимул – настоящая ищейка, он никогда не ошибается. Мигом отыскал следы ног брамина, отравившего министра.
– Может, он вовсе не брамин, а переодетый дакойти? – предположил Янес.
– Пока неизвестно, но я надеюсь разгадать эту тайну. Помнишь, Янес, как мы с Сандоканом и его Тигрятами охотились на последних тугов, прятавшихся в подземельях Раймангала?
– Да, кажется, это было вчера! Помню, как они собирались утопить нас, точно крыс, застигнутых ливнем. Тогда смерть прошла совсем близко… – Янес вдруг осекся и вскочил на ноги. – Кто там?
– Это я, господин! – послышался голос Каммамури. – Я стучал уже три раза, но вы не услышали.
– Для тебя наши покои всегда открыты. Входи. Кстати, твой хозяин тоже здесь.
– Знаю, знаю, я видел его прежде вас.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел маратха, а с ним четверо лакеев: они несли чеканные золотые подносы, уставленные блюдами с огромными буйволиными языками. Над яствами поднимался пар.
– Ты у нас теперь поваренок? – спросил Тремаль-Наик.
– Да, пока не обнаружим и не казним отравителя. На кухне нынче повелеваю я и глаз не спускаю с поваров. Вы, господин Янес, за делами совсем позабыли об ужине.
– Почти, – ответил португалец. – Однако с удовольствием отведаю твоей стряпни, особенно если мясо не приправлено ядом.
– Эти языки и подливу к ним я готовил своими руками, никого и близко не подпускал, можете есть без опаски.
Вошли еще четверо лакеев с серебряными тарелками, столовыми приборами, бокалами, бутылками, салфетками и скатертью. Круглый стол эбенового дерева, изысканно инкрустированный золотом и перламутром, выдвинули на середину комнаты и быстро сервировали. По кивку Янеса безмолвная прислуга на цыпочках покинула комнату.
– Министры сторожат тело? – спросил португалец у Каммамури.
– Да, господин. Сторожат и пьют вино.
– Пускай. Однако сюда не должен больше входить никто, кроме Тимула: мы позовем его, когда он нам понадобится.
Янес сам запер дверь на ключ и сел за стол рядом с женой.
Каммамури из повара превратился в слугу, вернее, в лакея и принялся споро нарезать мясо и поливать ломти красноватым соусом, остро пахнущим душистым перцем – излюбленной приправой индийцев.
Страх смерти не помешал мужчинам и прекрасной рани воздать должное ужину, поскольку никто из них не решался прикоснуться к пище после отравления министра. Убедившись, что пробки на бутылках с пивом не повреждены, Янес откупорил их, наполнил узкие бокалы голубого хрусталя и, закурив, сказал сидящему напротив Тремаль-Наику:
– Вот теперь можно и побеседовать. Значит, след оборвался у клоак?
– «Оборвался» – не совсем верное слово. Ни я, ни Тимул не рискнули спуститься вниз. Неизвестно, куда ведут подземные туннели и сколько их там вообще. К тому же в тех зловонных норах обитают сотни людей.
– Парии?
– Или заговорщики. Я расспросил одного типа, хорошо знающего клоаки, и он ответил, что несколько месяцев назад этих загадочных людей там и в помине не было. Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы. Зачем они туда спускаются? Охотятся на крыс? Не думаю.
– Согласен. – Янес выдохнул кольцо ароматного дыма. – А что за тип?
– Да есть там один – старик, но еще крепкий. Кажется, из банья [24].
– Банья, говоришь… Значит, его нетрудно будет обнаружить. Он мне нужен.
– Уже сделано, Янес. Старик здесь, под надзором Тимула.
– Пусть приведет его сюда немедленно! Этот человек может оказаться ценным свидетелем.
– Я тоже так решил. А в подземельях легко затеряться.
Тремаль-Наик осушил бокал, бросил на пол окурок и вышел за дверь. Каммамури принялся собирать грязную посуду, оставив на столе только пиво.
– Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы.
Не прошло и минуты, как Тремаль-Наик вернулся с седым длиннобородым старцем, чей острый взгляд напоминал змеиный. Его тощее тело было обернуто в драное выцветшее дхоти, когда-то бывшее ярко-желтым. На голове – самого жалкого вида тюрбан.
Войдя, он трижды низко поклонился рани и Янесу, после чего выжидающе уставился на них блестящими, словно у кота или тигра, глазами.
– Кто ты? – спросил Янес, кивнув старику на стул, и знаком велел Каммамури подать ему бокал пива.
– Я – банья, ваше высочество.
– Люди твоей касты – удачливые и преуспевающие купцы. Чем ты занимаешься в моем городе? Что продаешь?
– Крысиные шкурки. Отправляю их в Калькутту одной английской мастерской. Они делают из них прекрасные перчатки.
– Ну и дела! То есть ты охотишься на грызунов?
– Да, ваше высочество.
– И как? Прибыльно?
– Настолько, что я не могу позволить себе новое дхоти. – Старик вздохнул.
– Об этом мы позаботимся. Так ты хорошо знаешь городские клоаки?
– Неплохо, ваше высочество. Могу ходить по ним с закрытыми глазами.
– Там легко заблудиться?
– Очень легко. Настоящая паутина туннелей, ведущих то вверх, то вниз, по которым бегут сточные воды. Сколько несчастных, умерших голодной смертью и обглоданных крысами, я там видел – не сосчитать! Встречались мне и пожелтевшие скелеты.
– То есть клоаки – это такой огромный лабиринт? – удивилась рани.
– Невероятно огромный, госпожа. Грандиозный труд строителей: там несметное множество ниш, дренажных каналов и водостоков, предназначенных для защиты от ливней.
– И длинные они, эти туннели? – спросил Янес, знаком велев Каммамури подать бедолаге кусок буйволиного языка и лепешку.
– Не знаю, ваше высочество, я никогда их не измерял. Но могу сказать, что они тянутся на много английских миль и кончаются где-то за городскими стенами.
Янес подождал, пока старик проглотит кусок и запьет его пивом, а потом продолжил:
– Сможешь стать нашим проводником?
– Ваше высочество, я смогу даже сказать, какое здание, пагода или статуя будут находиться в тот или иной момент у нас над головой.
– Сколько же ты прожил в этом аду? – воскликнул Тремаль-Наик.
– Три долгих года, господин. Когда дела мои пришли в упадок, один англичанин предложил мне поставлять ему крысиные шкурки. Вот я и спустился в подземелья. Сначала я передвигался там с огромной осторожностью, чтобы не угодить в опасные ловушки. Впрочем, моя странная торговля давала доход, которого хватало на пропитание. Однако с тех пор, как в клоаках появились неизвестные, я лишился и этого.
– Почему?
– Крысы пропали. То ли сами разбежались, то ли их переловили и съели.
– Кто же мог съесть крыс?
– Да вот эти самые чужаки.
Рани охнула и схватилась за сердце.
– Госпожа, крысы вполне съедобны, – объяснил старик. – Я сам съел их несметное количество – и печеными, и тушеными.
– Неужто они так же вкусны, как буйволиный язык, который ты
