Фараон улыбнулся:
— Ну, ты перестарался, сынок. Они недостойны нашего гнева, эти люди с бритыми головами. Я придумал следующее. Все безграничное состояние Амона в Мемфисе должно будет перейти под управление храма Пта. Пта в конце концов — господин нашего города, и его почитают как бога-создателя, в то время как Амон не что иное, как деревенский фетиш. Пта создал мир, богов и людей, силой своего слова, а значит, он является также создателем Амона.
— Это будет для них тяжелым ударом, — согласился Рамзес, — потому что их владения распростерты по всей стране Кеми, они повсюду стараются взять все в свои руки. Фивы были их правой, а Мемфис — левой ногой. Они будут протестовать, если ты отрежешь им ногу.
— Пусть протестуют! Я их не боюсь! Только слабые фараоны боятся жрецов, заметь это, сын мой.
Так была посеяна вражда, которой еще суждено будет сыграть трагическую роль в жизни наследного принца, потому что такими бессильными, как хотелось бы фараону Сети, жрецы Амона еще долгое время не будут.
В мемфисской гавани собралась толпа встречающих, а фараон и наследный принц все не появлялись. Фараон Сети отказался на этот раз от церемониального въезда и велел отнести себя во дворец в закрытых носилках. Рамзес любил роскошные церемонии. Он надел парадное платье, драгоценности в голубом венце и медленно поехал к дворцу на колеснице, окруженной ликующим народом.
Во время этой поездки он все думал, как хорошо было бы разделить все это с прекрасной Нефертари. Но может быть, ее родители посчитали его приглашение несерьезным и приняли за простое проявление вежливости, которое ничего не значит и ни к чему не обязывает?
Едва переступив порог дворца, он приветствовал и обнял свою мать Тую, поцеловал обеих младших сестер Тию и Хентмиру, и нанес короткий визит няньке, а затем вызвал писца и продиктовал письмо Сенебу и его жене Хатнуфер:
— Узер-Маат-Ра-Сетеп-Ен-Ра-Мери-Амон-Рамзес приветствует вас и передает вам свое настойчивое желание разделить красоту царской жизни с вашей дочерью Инет. Половина моего сердца осталась в Абидосе. Я хочу забрать ее из рук Инет-Нефертари. Выберите самую быструю ладью, торопитесь, ибо ваш царь находится в опасности погибнуть из-за того, что не хватает половины его сердца.
Затем он сообщил о своем решении родителям, и Благой Бог Сети решил:
— Ты сын моей главной супруги, в тебе течет божественная кровь. Тебе подойдет любая красивая и здоровая женщина в Кеми, чтобы родить законных наследников. Я заранее одобряю твой выбор.
Туя, Великая Царская Супруга, как и всякая женщина, захотела узнать подробности. Ее широкое, несколько крестьянское лицо лучилось силой и умом. Она выслушала подробный рассказ сына и решила:
— Она молода, ее еще можно сформировать, воспитать должным образом. Пришло время отвернуться от наложниц и избрать себе верную супругу. Я люблю Нефертари, потому что ты ее любишь, сын мой. Мы с радостью примем ее.
Рамзес знал, что родители предоставили ему право выбора супруги. Единственное требование — она должна быть здоровой и из хорошего дома. Теперь ему следует лишь набраться терпения, потому что даже власть фараона не может сократить расстояние и заставить ладью плыть быстрее. Чтобы отвлечься, Рамзес с головой ушел в государственные дела, поехал в пустыню и поохотился на, антилоп, зачал в своем гареме трех детей, без особой, однако, радости, и помог главному советнику Нибамуну привести в порядок судебные дела.
Главному советнику передавались только серьезные дела, в которых речь шла о тяжких преступлениях, повлекших за собой такие же тяжкие наказания.
Нибамун взял один из свитков.
— Что бы ты стал делать в этом случае, мой Богоподобный? Речь идет о Меру, человеке из хорошей семьи. Его отец был третьим по рангу жрецом в храме Пта, один из его братьев отнюдь не рядовой воин городской стражи. Сехмет и Себек словно одновременно смутили разум несчастного: этот Меру всегда все делал неправильно. Еще будучи мальчиком, он выбил глаз своему учителю, когда тот хотел наказать его палкой. Его родителям тогда пришлось отдать много золота, чтобы загладить вину. Затем мы находим его предводителем разбойничьей банды, которая похищает и насилует девушек, грабит дома и сады, ну и так далее. Его поймали, приговорили к сотне ударов палками и отрезали нос! После этого Меру отправили на работы в каменоломни, но он сбежал оттуда. Предполагают, что он несколько лет провел в разбойничьих бандах, а недавно отряд ниу[3] застал его за разграблением гробницы и арестовал. Судья признал тяжкий разбой, к тому же не первый, и теперь приговор гласит: отрубить руку и отрезать оба уха. Семья давно отказалась от Меру, однако теперь он обращается ко мне, главному советнику фараона, и утверждает, что разбойничья банда держала его в качестве раба и принуждала разбойничать вместе с ними. Что бы ты сделал в этом случае, Богоподобный?
— Если учесть известные факты, мало верится в то, что он был рабом разбойничьей банды. Схватили ли кого-нибудь еще при разграблении гробницы?
— Нет. Двое погибли, потому что сопротивлялись, остальным удалось бежать, кроме Меру, которого свалил на землю удар дротика.
Видя, что Рамзес задумался, Нибамун подвинул свиток к нему.
— Если позволишь, я оставлю этот случай тебе. Реши по своему усмотрению и подумай: если человек жив, он еще может исправиться.
За повторный разбой Рамзес мог бы вынести смертный приговор, но он подумал, что никто не получит от этого прибыль. Виновный должен по меньшей мере компенсировать хоть часть ущерба, поэтому принц распорядился отрезать у Меру оба уха и направить его на пожизненные работы в каменоломню. Казнь становилась медленной, потому что, работая в каменоломне, самый сильный человек мог прожить только два или три года.
Меру, сидевший в цепях в темнице узнал свой приговор от судьи. Огласив его, тот иронично добавил:
— В любом случае можешь гордиться, потому что сам молодой царь Рамзес смягчил твое наказание. Слышать ты сможешь и без ушей, а для работы тебе понадобятся две руки. О, они еще как будут нужны тебе, уважаемый Меру!
Тот лишь мрачно смотрел перед собой. Изуродованное лицо без носа, воспалившиеся раны на бритой голове, загоревшие под солнцем пустыни мускулистые руки. Один вид этого человека внушал страх. Его нрав не смягчили ни ножные, ни ручные кандалы. В упрямом мозгу насильника и убийцы горело лишь имя судьи: Рамзес. Как и многие преступники, он не считал наказание необходимым следствием своих деяний, наоборот, он счел его жесточайшей несправедливостью. «Рамзес отнял у меня оба уха. Рамзес отправил меня в каменоломню. Рамзес должен расплатиться за это!»
