— Королева нижайше просит обождать, мой господин!
— В самом деле? С чего бы это?
Я сделал вид, что собираюсь, несмотря на «нижайшую просьбу», пройти к двери.
— О!.. Но она ведь дама! Ей требуется время, чтобы встретить тебя в достойном виде, господин мой!.. — в голосе стражника появились умоляющие и панические нотки. Разумеется, он не мог всерьез преградить мне путь, если я вздумаю пройти, и он буквально приплясывал от волнения. Я посмотрел на него пару секунд, иронично приподняв бровь.
— Хорошо. Я дам ей целую четверть часа! Предупреди ее, что затем я просто выломаю эту дверь! — заявил я с самой солнечной улыбкой, отошел к ближайшей оконной нише и уселся на каменный подоконник, продолжая пристально смотреть на мнущихся в смятении у дверей стражников Моргейзы. Они волновались, понимая, что я чем-то не на шутку взбешен. Хотя всерьез, на самом деле, как будто не был. Но пока я здесь, из дверей никто не выйдет и не будет отослан с поручением. Если моя названная сестрица собирается играть в свою игру, я сыграю в свою. Когда меня в последний раз волновали какие-то приличия? Всерьез, наверное, вообще никогда. Мне их вполне заменяло доброе отношение. И если ему не с чего было проявляться, то не существовало и ничего другого.
Один из стражников суетливо проскользнул в покои госпожи, и вышел оттуда спустя несколько минут с горящими щеками и странной белой отметиной на скуле, будто Моргейза не ударила его, а больно ущипнула с досады — к тому же это было куда тише, чем пощечина. Посмотрев на эту отметину, я снова ощутил подавленный гнев. Я на самом деле думал, что она может во всем походить на ту, чьим полным двойником являлась? Я ведь и раньше догадывался, что нет. По крайней мере, не совсем. Образы могут сливаться воедино, если между ними есть закономерная связь. А могут разделяться и дробиться до бесконечности. А мы заметим только самые яркие приметы и увидим то, что захотим видеть. Пришло время узнать Моргейзу по-настоящему. Как будто этого она, почувствовав, и боялась. Прежде я лишь проявлял осторожность, напоминая себе, что нельзя полностью доверять сходству. Но тогда мы еще верили в какие-то подобия «кристаллических решеток» и в то, что двойники и правда могут быть двойниками. Нельзя сказать, чтобы руководствовались этим как законом физики, мы же знали и видели прежде, что вариации могут быть самыми разными. И все же, как будто только теперь я готов был смотреть на Моргейзу не просто проявляя осторожность, и не просто как на некий независимый природный феномен. Но одновременно как на нее саму — то, что она есть здесь и сейчас, и как на все, что могло родиться в моем сбитом с толку мозгу. И заодно оценить разницу и степень точности своих ощущений.
Когда я решил, что время вышло более чем наполовину — сверяться с часами, которые всегда были при мне в одном из браслетов я, несмотря на презрение к приличиям, не стал, да это и не имело большого значения в воцарившейся тут атмосфере, напротив — я должен был достаточно заметно нарушить отпущенный мною же срок, чтобы произвести точно то впечатление какое нужно, дав при этом Моргейзе достаточно времени для того, чтобы на самом деле привести себя в порядок, если вдруг, по чистой случайности она действительно была не готова — я встал и целеустремленно направился к двери. Никто не посмел меня остановить. Я имел полное моральное право на эту антифору. Только один из стражников негромко, но нервозно забарабанил в дверь, предупреждая, что сейчас я войду, прежде чем распахнуть ее передо мной.
Я без остановки вошел в открывшуюся дверь, сразу миновал переднюю комнату, и прошел в следующую, светлый и просторный будуар (неважно, как он сейчас назывался, по сути — это был именно он), где, собственно, временно и обитала Моргейза.
Я ничуть не удивился, застав ее в «домашнем» платье. Темно-синем, под цвет ее глаз, мягком, с глубокими складками, с полами, так уютно ниспадавшими на пол у ножек кресла, в котором она сидела. Спиной ко мне. Потупив голову, будто пыталась смутить меня этим скорбным невинным видом. Черт возьми, это было так явно! Попробовала бы она смутить меня, когда я был Калигулой. Впрочем, неважно, это был не я. Кто сказал: «Не верю!»?
Что ж, смотря как смотреть. Может быть, и в этом мы только находим себе оправдания.
В углу, на резном сундуке, болтая ногами над полом, до которого не дотягивалась, и для разнообразия лицом ко мне, с кислым видом сидела отнюдь не благообразная дама в летах, в темном чепце, превращавшем ее в подобие гладкого и упитанного, и одновременного морщинистого «червя-победителя».
— Здравствуй, Моргейза! — провозгласил я, остановившись в шаге от своей названной сестры.
— Здравствуй, Артур, — ровным тихим голосом отозвалась она, не поднимая головы. О, кажется, и руки у нее были сложены неким молитвенным образом?
— Рад видеть тебя в добром здравии, дорогая сестра! В этот раз мы еще не виделись с глазу на глаз! Может быть, отошлешь куда-нибудь свою верную хранительницу?
— О, я не смею, брат мой… — пролепетала Моргейза с настолько несвойственным ей скромным и робким видом, что это бесило уже окончательно. Чем я вел себя решительней, тем она ложно казалась более тихой и покорной. Ну разумеется… Как в фехтовании — если ты выше ростом — используй это. Если ниже — используй именно это, чтобы подобраться ближе. Двусторонняя агрессия — кто кого?
Я шагнул ближе, коснулся ее плеча — так что она вздрогнула от неожиданности и, улыбнувшись, промурлыкал:
— Ну конечно смеешь! Есть ли хоть что-нибудь на свете, чего бы ты не смела?
Пока она пораженно или наигранно-пораженно молчала, я посмотрел прямо в беспокойные бесцветные глазки «червя-победителя». Лицо дамы было изжелта-бледным, но кончик носа возбужденно алел, подрагивая.
— Оставь нас, — велел я, обращаясь прямо к ней, не сводя с нее немигающего взгляда. — Я должен поговорить с моей сестрой — королевой, о делах, касающихся судеб королевств. Ты ничем не можешь помочь нам. И абсолютно ничем не можешь помочь своей госпоже.
Дама побледнела еще больше, так что потерял цвет и алеющий кончик носа, и медленно сползла с сундука, с едва скрываемым страхом поглядывая на Моргейзу. Моргейза по-прежнему не поднимала головы.
— Видишь ли, — продолжил я, обращаясь к даме. — Как бы ни пугала тебя твоя госпожа, я ее брат. Думаешь ли ты, что она может быть страшнее, чем я… для нее самой?
— Оставь нас, Летиция, — пролепетала Моргейза своим новым, ничуть не похожим на ее прежний, голосом.
Летиция сделала что-то вроде неуклюжего реверанса и покорно заспешила за дверь, к стражникам, которые, похоже, только и жаждали закрыть дубовую створку снаружи, чтобы оказаться наконец вне того напряжения, что царило внутри этих покоев.
