— Закройте дверь, — велел я им, на их счастье. — Никто не должен нас слышать.
Дверь плотно закрылась, во избежание всех приличий, о которых прежде Моргейза не задумывалась.
Я наконец выпустил ее плечо, выпрямился, обошел сидящую и встал прямо перед ней.
— Ну? — спросил я. Постояв так с минуту.
— О чем ты говоришь, брат мой?..
— Об этой гнусной игре, что ты ведешь, Моргейза. Я не узнаю тебя и не верю ни одному твоему слову. Ни одному жесту! С каких пор ты стала такой? Я помню тебя более откровенной и — более смелой. Прямой. Подобной мужчине по уму и силе. Ну же, взгляни на меня! Ведь я знаю тебя!
— Ты не знаешь меня, Артур, — пробормотала Моргейза. — Как я совсем не знаю тебя. Разве ты не знаешь, почему я изменилась?
— Нет. Не знаю. Почему?!
— Потому что ты дал надежду и силу моему мужу. Потому что велел ему не слушать моих слов! И теперь я лишь покорная жена, знающая свое место и не вмешивающаяся в дела мужчин.
— Не валяй дурочку, Моргейза!
— Почему ты так жесток, Артур?
— Ты хочешь сказать, что боишься меня? — поинтересовался я без тени раскаяния.
Моргейза молча чуть склонила голову.
— О, это не ты, Моргейза! — засмеялся я. — Тебя подменили! Кто это сделал? Сиды? Тролли? Ангелы небесные?
На ее щеках наконец проступили ярко-розовые гневные пятна.
— Почему ты вдруг решила сделать вид, что боишься меня? — спросил я уже без насмешки. — А может быть, подменили меня, а не тебя?
Моргейза сильно вздрогнула.
— Знаешь, это было очень давно. Для меня. И в то же время, не очень, всего-то чуть больше десятилетия назад. В твоей жизни и в жизни Кадора это не такой уж большой срок, правда?
Она снова дернулась. О, так она действительно боится?.. Как мило.
— И вы оба думали, что я вполне могу быть жив. Потому что понятия не имели, куда я делся, после того, как меня унес дрессированный медведь…
Моргейза наконец вскинула голову и звонко воскликнула:
— Артур!.. Кто бы ты ни был!..
— Вот даже как! — Ее глаза стали совсем темно-синими, с оттенком скользящей черноты — очень похожей на отчаяние. Тень от ресниц? Тень от крыльев ворона. Она замолчала. Не продолжая, плотно сомкнув губы. — Но теперь вы знаете еще кое-что. Мало того, что я снова появился. Снова появился Мерлин. Но и этого мало. Потому что появился еще один человек. Вы не знаете его. Но уже прослышали, что мы похожи как две капли воды. Правда? И вы даже знаете, что он прибыл из Корнуолла. Там, где потерялся когда-то мой след. И теперь вы даже не знаете, кто из нас настоящий! И какие силы преисподней связаны с нами обоими!
— Артур!..
— Я ведь не очень похож на настоящего, правда?! Так кто я? Порождение волшебства? Мстительный демон? Который носил некогда имя Эрик, и пришел с Драконьего берега, вместе с драконом, сошедшим с неба! Потому что на самом деле «Артур умер»!
Она попробовала вскочить на ноги.
— Сиди спокойно, Моргейза! Я тебя не трону.
Она застыла на месте, и ее глаза широко распахнулись в ужасе, когда я медленно и довольно зловеще извлек из ножен Экскалибур.
— Ты видишь его? Меч королей. Меч моего отца Утера, которого ты ненавидела всей душой. — Я не чувствовал, что говорю хоть слово неправды. Если все здесь соответствовало паутине в моем мозгу, само наличие когда-то Утера было подстроено под мое собственное сознание, под меня самого. Этот мир так же принадлежал мне, как им всем, может, даже в большей степени. Потому что слишком многое в нем соответствовало нашим фантазиям, а они тут всего лишь жили. — Ты думаешь, он или я здесь — просто так? А может, на самом деле, я сам вернувшийся Утер?
Мне показалось, что Моргейза сейчас завопит в неконтролируемом ужасе. Я приложил палец к губам, и она снова застыла.
— Но вот что я сделаю сейчас. Не бойся.
Я наклонился и положил меч на пол между нами. Стальную, остро отточенную границу. Она продолжала завороженно смотреть на нее, как на змею. И я понял, что она правда успокоилась.
— Ты же знаешь, что это значит?
— Что ты меня не тронешь, — пробормотала Моргейза. И впервые подняла на меня вполне осмысленный, живой взгляд. — Что бы ни случилось. Меч обычно кладут посреди постели…
— Верно.
— То есть, даже если ты не мой брат…
— Как проницательно.
— Значит, ты все-таки он!..
— Если это имеет какое-то значение.
Моргейза посмотрела в сторону и тихонько перевела дух.
— Кадор боится тебя, — проговорила она.
— О, я не удивлен.
— Многие боятся тебя. И не зря зовут тебя драконом. А ты ведь знаешь, что это значит у христиан. Которых в Британии все больше и больше.
— Знаю.
— Ты слишком много знаешь, — произнесла Моргейза как-то тоскливо.
— Многие знания, многие печали, — согласился я. — Но ты ведь и сама дракон. Не правда ли? Как же иначе? — Брови Моргейзы поползли вверх. Она была принцессой из Корнуолла, и ее родовым символом был вепрь (но разве это могло быть серьезно?), а к Пендрагонам она бы вовек не имела отношения, если бы могла. — В кого же еще превращаются оскорбленные ангелы?
— Артур… — В ее голосе была странная неуверенность. Я поглядывал на нее искоса, полуотвернувшись, но очень внимательно.
— В чем дело? Ты не понимаешь меня? Что именно вас насторожило? То, что Мерлин спросил одного из людей Кадора про дрессированного медведя… — Ну-ка, ну-ка, и что теперь, когда я вижу ее глаза, мелькнет в них? Злость?!
Растерянность и сожаление… На мгновенье. Как будто неконтролируемое мгновенье.
Внутри меня что-то начало непроизвольно оттаивать.
Не она? Неважно, какие образы могли слиться. Или даже подменить друг друга. Неважно, насколько они все могли быть похожи. Я ведь мог относиться к Моргейзе просто как к Моргейзе, не смешивая ни с какими фантазиями, дурными или хорошими. Тем более что — мне ведь по-прежнему хотелось относиться к ней хорошо. Ничего же не изменилось от всех догадок. Хотя…
— Ты помнишь это? — спросила Моргейза.
— Нет, — ответил я. Мордред тоже не помнил. Это было только как воспоминание о сне. Хотя ведь странно. Ему было целых пять лет. Мог ли он столько забыть и не вспоминать, какой жизнью жил когда-то? Но, судя по всему, помнил он об этом только под гипнозом. Как о сне. И что же делать с ним потом? Дать все вспомнить? Дать все забыть? Что будет менее болезненно? Знать, чего лишился, или знать, что есть тайна за темной дверью, которую не можешь открыть? И может быть когда-нибудь он вспомнит сам, слишком поздно, поймет, что был обманут, и во что это его тогда превратит?
И о чем я беспокоился больше? О Мордреде, или о том, в каком свете окажусь сам? В такие моменты приходят ничуть не благие мысли о том, что легче и милосердней убить кого-то, чем разбираться. Интересно, Галахад и Гавейн догадаются?.. Галахад, пожалуй, мог бы… Я резко тряхнул головой. Не хотел бы я жить в том мире, о каком сейчас думал, даже если на самом деле жил в нем.
