«Вот как, вернулся, значит, в Японию?..»
С той минуты, как они расстались, он знал, что это произойдет. Одержимая, горячая натура этого человека не могла вытерпеть тихой, спокойной жизни. Из-за своей одержимости и горячности он не раз обижал Самурая, Танаку и Ниси. Во время долгого путешествия Самурай постоянно ощущал отличие этого южного варвара от них, японцев, и не мог внутренне сблизиться с ним.
Самурай почувствовал какое-то движение. Повернувшись, он увидел, что за раскрытой перегородкой в коридоре сидит Рику. Даже в темноте было видно, что ее плечи трясутся. Она изо всех сил сдерживала рыдания.
– Не беспокойся, – ласково сказал он ей. – Спасибо и на том, что род Хасэкура не прекратится, что Ёдзо и остальные слуги не подверглись наказанию.
С этого дня Самурай, когда все уже спали, подолгу сидел в одиночестве и смотрел, как огонь перебегает с одной ветки на другую. Что сейчас поделывает Ниси? Видимо, получил то же приказание, но связаться с ним невозможно. Перед его закрытыми глазами одна за другой проплывали картины, как он с Ниси и остальными попутчиками в сопровождении тяжело груженных лошадей пересекает Новую Испанию. Раскаленный диск солнца, поросшая кактусами и агавами пустыня, стада коз, поля, возделываемые индейцами. Неужели он и в самом деле видел все это? Может быть, приснилось? И он до сих пор видит этот сон? Нет, он помнит, что на стенах монастырских комнат, где их поселяли, всегда был жалкий, худой человек с распростертыми руками и поникшей головой.
«Я, – думал Самурай, ломая сухие ветки, – преодолел два безбрежных моря, добрался даже до Испании, чтобы встретиться с королем. Но короля так и не увидел, а вместо него мне без конца показывали этого человека».
Тут Самурай вдруг вспомнил, что в странах южных варваров его называли Господом. Но во время путешествия он так и не смог понять, почему его называют то Господом, то царем. И понял лишь то, что судьба свела его не с настоящим царем, а с обычным смертным, похожим на бродяг, побиравшихся иногда в Ято.
Хотя Самурай находился под домашним арестом, Новый год в Ято отпраздновали. В каждом доме складывали в корзинку рисовые колобки с воткнутыми палочками для еды и ставили ее у алтаря, а в доме Самурая из поколения в поколение сохранялся обычай подносить божеству года еще и рисовые лепешки и украшать вход в дом сосновыми ветками, вставленными в вязанки хвороста.
На Новый год в доме Самурая всегда собирались родные, но сейчас обстоятельства помешали этому. Из-за болезни не было даже дяди, который приезжал всегда. Кандзабуро – ему недавно отпраздновали совершеннолетие – как взрослый поздравил Самурая с Новым годом, чем очень его порадовал. Но, так или иначе, Новый год есть Новый год. На крыше снег, мелодично падают капли с сосулек, свисающих с застрехи, со стороны конюшни слышатся радостные возгласы Гондзиро, скачущего на игрушечной лошадке.
Временами издалека доносятся ружейные выстрелы. В княжестве разрешена охота только на Новый год, и поэтому Кандзабуро вместе с крестьянами отправился на озеро. Эхо от выстрелов долго разносилось над Ято.
Охотники принесли убитых уток. Среди тех, что они свалили в прихожей, был один лебедь.
– Я же просил не стрелять лебедей, – отругал Самурай Кандзабуро.
Он вспомнил, что во время путешествия много раз видел во сне себя в окружении лебедей.
Тело лебедя уже окоченело. Когда он поднял его, на пол, точно снежинки, упало несколько перьев. На шее запеклась багровая кровь и грязь. Голова лебедя, которого держал на весу Самурай, бессильно свисала вниз, как у того человека. Глаза заволокла серая пленка. Самурай почему-то подумал о своей несчастной судьбе.
В конце месяца умер дядя. Самурай примчался в его дом – тело дяди было усохшее, крохотное, точно у ребенка, лицо – костлявое и морщинистое. Ну вот, теперь конец его непреодолимой жажде земель в Курокаве, подумал Самурай.
Похоронная процессия, в середине которой плыл гроб, по дороге, покрытой остатками снега, медленно двигалась к подножию горы. Гроб опустили в ту же могилу, где был похоронен отец, и засыпали землей, смешанной со снегом. Самурай отправил посыльного к их военачальнику, господину Исиде, чтобы сообщить ему о смерти дяди.
Ночами ветер с завыванием скреб наст, покрывавший долину Ято. Неожиданно прибыл посыльный от господина Исиды. Узнав о смерти дяди, он ни словом не выразил сочувствия – видимо, опасаясь, что это может не понравиться Совету старейшин. Поэтому, когда появился посыльный от военачальника, Рику подумала, уж не собираются ли освободить ее мужа из-под домашнего ареста, даже самому Самураю так показалось. Хотя Советом старейшин ему было запрещено покидать Ято, господин Исида приказал явиться в Нунодзаву в сопровождении слуги.
Взяв с собой Ёдзо, Самурай отправился в путь. В дороге было холодно, и, хотя временами сквозь свинцовые тучи – казалось, вот-вот они разразятся снегом – проглядывало солнце, снежная пыль, срываемая ветром с деревьев, больно била по лицам. Направляя лошадь вдоль реки, покрытой толстым льдом, Самурай подумал: сколько раз он уже проделывал этот путь. Когда его призывали на службу, когда подавал прошения о возврате земель в Курокаве, когда после отказа с тяжелым сердцем возвращался домой. Дорога, связанная со множеством воспоминаний. И всегда он ехал по ней вместе с Ёдзо.
Время от времени Самурай, сидя на лошади, оборачивался и смотрел на молча следовавшего за ним Ёдзо. Он и сейчас ни на шаг не отставал от него, как и во все время их долгого путешествия.
– Замерз? – заботливо спросил Самурай слугу, на котором была лишь легкая шерстяная накидка.
В Нунодзаве было так же ветрено, но небо очистилось. Под голубым небом вдали тянулась белая цепь гор; поля, насколько хватал глаз, были покрыты снегом. Здесь, в отличие от Ято, обрабатываемых земель было много, и они хорошо орошались.
Ров вокруг усадьбы господина Исиды замерз. С навеса крытого соломой дома, точно белые клыки, свисали сосульки. Оставив Ёдзо во дворе, Самурай вошел в приемную с деревянным полом; ждать ему пришлось долго.
– Року? – хрипло окликнул его господин Исида, усаживаясь на почетное место. – На твою долю выпало много испытаний, от души соболезную. Как только представится возможность, обязательно посещу могилу твоего дяди. Но ты должен быть счастлив хотя бы тем, что род Хасэкура не прекратит своего существования.
«Для чего меня вызвали, чем я провинился?» – хотел спросить Самурай, но вовремя сдержался. Вопрос его был бы бессмыслен.
– Здесь нет твоей вины. Тебе просто не повезло. Князь… – Господин Исида умолк. – Если бы Его светлость отнесся к тебе иначе… ему бы ни за что не оправдаться, – тяжело вздохнул господин Исида.
