— Хамаре гали ана, акха дин.
Так шлюхи зазывают прохожих, в дословном переводе фраза звучит как: «Добрый день, заходите на нашу улицу». Принц выглядел заинтригованным, а человек рядом с ним фыркнул и строго посмотрел на меня.
— Что это означает, мистер Флэшмен? — спросила королева.
— На хинди это означает приветствие, мадам, — говорит герцог, и я внутренне сжался, так как до меня дошло, что он тоже служил в Индии.
— Ну да, конечно, — говорит королева, — у нас тут целое собрание индийцев, с учетом мистера Маколея.
Это имя ни о чем не говорило мне тогда. А его владелец тем не менее сурово смотрел на меня, стиснув узкие губы. Позже я узнал, что он провел в тех краях несколько лет на государственной службе, так что моя неосторожная реплика не осталась незамеченной также и с его стороны.
— Мистер Маколей читал нам свои новые стихи, [XXVIII*] — продолжила королева. — Они такие прекрасные и волнующие. Думаю, мистер Флэшмен, вас вполне можно уподобить его Горациям, стяжавшим такую славу при обороне Рима. Великолепная баллада, очень вдохновляющая. Вам знакома эта история, герцог?
Тот сказал, что да, но он в нее не верит. Тогда королева изумилась и потребовала объяснить почему.
— Три человека не могут удержать армию, мадам, — отвечает Веллингтон. — Ливий не был солдатом, иначе ему и в голову такое не пришло бы.
— Ну почему же, — вскинулся Маколей. — Мост был узкий, и численный перевес здесь не мог сыграть роли.
— Вот видите, герцог? — говорит королева. — Как их могли одолеть?
— Лук и стрелы, мадам, — отвечает тот. — Пращи. Их бы попросту перестреляли. Так бы я поступил, окажись там.
— Видимо, этруски были более рыцарственны, чем вы, — заметила королева.
— Весьма похоже, что так, — согласился Веллингтон.
— Может, именно поэтому сегодня не существует Этрусской империи, зато процветает империя Британская, — негромко говорит принц.
Потом он наклонился и зашептал что-то на ушко королеве. Та важно кивнула, встала — росту она оказалась очень маленького — и жестом пригласила меня встать перед ней. Я подошел, недоумевая. Герцог встал рядом со мной, а принц смотрел на нас, склонив голову на бок. Дама, стоявшая за кушеткой, вышла и подала королеве какой-то предмет. Виктория посмотрела на меня снизу вверх; нас разделяло не более фута.
— Есть четыре медали, которые генерал-губернатор будет вручать нашим храбрецам из Афганистана, — сказала она. — Со временем вы получите их, но есть еще медаль от вашей королевы, и эта награда стоит того, чтобы вы получили ее раньше остальных.
Ее Величество прикрепила медаль мне на лацкан, для чего ей пришлось привстать на цыпочки, так Виктория была мала. Потом королева улыбнулась, и чувства так переполнили меня, что я не мог ничего сказать. При виде этого в глазах ее засветилось теплая искорка.
— Вы храбрый человек, — проговорила она. — Да благословит вас Господь.
«Бог мой! — подумал я. — Если бы ты только знала, романтическая молодая женщина, кого называешь современным Горацием!»
Позже я ознакомился с «Песнями» Маколея и убедился, что она не могла заблуждаться более. Единственным персонажем, на которого я походил, был тот мерзавец, лже-Секст — мы с ним из одного теста.
Но мне таки надо было что-то сказать, и я пробормотал о готовности служить Ее Величеству.
— Служить Англии, — сказала она, сопроводив слова выразительным взглядом.
— Это одно и то же, мадам, — говорю я, распираемый эмоциями. Она потупила взор. Герцог издал звук, напоминающий негромкий стон.
Последовала пауза, потом королева спросила, женат ли я. Я сказал что да, и что нам с женой пришлось пережить расставание на целых два года.
— Как это жестоко, — произнесла королева тоном, каким можно сказать: «Какой замечательный клубничный джем». И выразила уверенность, что разлука сделала встречу тем более радостной.
— Мне ли не знать, каково быть любящей женой, имея лучшего из мужей, — продолжила она, бросив взгляд на Альберта, который выглядел торжественным и нежным. «Ого, — подумал я, — что за медовый месяц тут, должно быть, получился!»
Герцог неожиданно принялся расшаркиваться, прощаясь, и я понял, что должен следовать его примеру. Мы поклонились и попятились назад, а она с унылым видом сидела на кушетке. Наконец мы снова оказались в коридоре, и герцог зашагал сквозь толпу мельтешащих придворных.
— Что ж, — говорит он, — вам посчастливилось получить медаль, которой больше ни у кого не будет. Их выпустили всего несколько штук, знаете ли, и тут Элленборо заявляет об учреждении четырех собственных, что вовсе не обрадовало Ее Величество. И выпуск медали прекратили. [XXIX*]
Он оказался прав: медаль с розово-зеленой лентой (подозреваю, цвета выбирал Альберт) не вручили больше никому, и я надевал ее по торжественным случаям вместе с Крестом Виктории, Почетной медалью Соединенных Штатов (с которой Республика любезно выплачивает мне по десять долларов в месяц), орденом Чистоты и Правды Сан-Серафино (честно заслуженным) и другими оловянными побрякушками, помогающими трусу и подлецу успешно выдавать себя за героя и ветерана. Мы миновали отдающих честь гвардейцев, кланяющихся чиновников, рослых лакеев у нашего экипажа, но поначалу никак не могли выехать из ворот, поскольку дорогу перегородила огромная толпа, орущая во все горло.
— Старина Флэши! Ура Гарри Флэшмену! Гип-гип! Ура!!!
Они толпились у ограды, махая шляпами или подбрасывая их в воздух, пихали охрану, стремясь прорваться к воротам. Наконец ворота открыли, и наш бругам медленно покатился через кишащую массу; улыбки на лицах, крики, мелькающие платки.
— Сними шляпу, парень, — бросил герцог. Я подчинился, и они разразились новыми криками. Каждый стремился пробиться к экипажу и дотронуться до моей руки. Они стучали по дверцам, производя нестерпимый шум.
— Ему дали медаль! — завопил кто-то. — Боже, храни королеву!
Тут начался настоящий тарарам, я боялся, что экипаж вот-вот перевернется. Я засмеялся и помахал им рукой. О чем я думал в тот момент? Это была слава! Вот он, герой афганской войны, на груди у меня медаль королевы, рядом со мной величайший полководец мира, и жители величайшего города мира кричат «ура» в мою честь. В мою!
— Джонсон, выберемся мы когда-нибудь из этой суматохи? — желчно бурчал тем временем Веллингтон.
О чем я думал? О стечении обстоятельств, забросивших меня в Индию? Об Эльфи-бее? Об ужасе, испытанном во время отступления в проходах или о спасении в Могале, когда погиб Икбал? О кошмаре, пережитом в форте Пайпера или о мерзком карлике в канаве со змеями? О Секундаре Бернсе? Или о Бернье? Или о женщинах — Жозетте, Нариман, Фетнаб и прочих? Об Элспет? О королеве?
