— Не должен! Разве вы не моя невеста... с согласия вашего отца, тети, брата... И разве сами вы не дали согласия, моя дорогая Френсис!
— Я не хочу становиться между вами и другой женщиной, возможно, она имеет больше прав на вашу привязанность.
— Никто, клянусь, никто, кроме вас, не имеет на меня прав! — горячо воскликнул Данвуди.— Одной вам принадлежит мое сердце.
— У вас такой большой опыт, и вы так успешно им пользуетесь, что вам ничего не стоит обманывать нас, доверчивых женщин,— произнесла Френсис, делая отчаянное усилие улыбнуться.
— Так говорят только с негодяем, мисс Уортон. Когда я обманывал вас? Каким опытом пользовался, чтобы покорить ваше чистое сердце?
— Так почему же майор Данвуди с некоторых пор стал избегать дом отца своей невесты? Разве он забыл, что в этом доме один его друг прикован к постели, а другой — поражен глубокой печалью? Неужели он не помнит, что там живет его будущая жена? Не боится ли он встречи с той, которая могла бы предъявить на него права? О, Пейтон, Пейтон, как жестоко я в вас ошиблась! С детской доверчивостью я видела в вас олицетворение благородства, отваги, великодушия и верности.
— Я понимаю, Френсис, что ввело вас в заблуждение! — воскликнул Данвуди, и кровь бросилась ему в лицо.— Но вы несправедливы ко мне. Клянусь тем, что мне дороже всего на свете, вы несправедливы ко мне!
— Не клянитесь, майор Данвуди,— прервала его Френсис, и в ее кротких глазах вспыхнуло выражение женской гордости,— прошло то время, когда я верила клятвам.
— Мисс Уортон, неужто вы хотели бы, чтобы я, словно фат, хвастался тем, что могло бы вернуть мне ваше расположение, но уронило бы меня в собственных глазах?
— Не обольщайтесь, вернуть мое расположение не так легко, сэр,— сказала Френсис, сделав несколько шагов в сторону дома.— Мы говорим друг с другом в последний раз... Но отец... быть может, отец пожелает увидеться с родственником моей матери.
— Нет, мисс Уортон, теперь мне нельзя войти в его дом, я сейчас не ручаюсь за себя. Вы гоните меня, Френсис, и я в полном отчаянии. Я иду в очень опасный поход и могу погибнуть. Если судьба будет ко мне сурова, отдайте справедливость хотя бы моей памяти. Помните — до последнего вздоха я буду желать Еам счастья.
С этими словами он сунул ногу в стремя, но девушка остановила его взглядом, казалось, проникшим в самую глубину его души.
— Пейтон, майор Данвуди,— сказала она,— неужели вы можете забыть, что служите святому делу? Долг перед богом, перед родиной должен удерживать вас от опрометчивых поступков. Вы нужны родине, кроме того...— Голос ее задрожал, и она умолкла.
— Кроме того? — повторил молодой человек и бросился к ней, протягивая руки.
Но Френсис уже справилась с волнением; она холодно отстранила его и снова пошла к дому.
— Так вот мы как расстаемся! — не помня себя от горя, крикнул Данвуди.— Неужели вы так презираете меня, что можете быть ко мне столь жестокой! Нет, вы никогда не любили меня и хотите оправдать свое непостоянство, упрекая меня в том, чего вы не желаете объяснить!
Френсис замерла на месте и устремила на жениха взор, полный такой душевной чистоты, что пристыженный Данвуди готов был на коленях молить о прощении; жестом приказав ему молчать, она сказала:
— В последний раз выслушайте меня, майор Данвуди! Очень горько вдруг узнать, что есть кто-то лучше тебя, и я это недавно испытала. Вас я ни в чем не виню... ни в чем не упрекаю, даже в мыслях. Я недостойна вас, даже если бы и имела право на ваше сердце. Такая робкая, слабая девушка, как я, не может дать вам счастья. Да, Пейтон, вы родились для великих и славных дел, отважных, блистательных подвигов, и вы должны соединить свою судьбу с подругой, похожей на вас,— с такой, что способна побороть в себе женскую слабость. Я была бы для вас обузой, которая тянула бы вас вниз, меж тем как с другой спутницей вы сможете воспарить к вершинам земной славы. Такой женщине я добровольно, хотя не могу сказать, что с радостью, уступаю вас; и молю бога, страстно молю, чтоб с ней вы были счастливы.
— Прелестная фантазерка! — воскликнул Данвуди.— Вы не знаете ни себя, ни меня. Только такую нежную, кроткую, беззащитную женщину, как вы, могу я любить. Не обманывайтесь ложными представлениями о великодушии, которое сделает меня несчастным.
— Прощайте, майор Данвуди,— сказала взволнованная девушка и на миг остановилась, чтобы перевести дыхание,— забудьте, что когда-то знали меня. И помните о своем долге перед нашей истекающей кровью родиной. Будьте счастливы!
— Счастлив! — с горечью повторил молодой офицер, глядя вслед легкой фигурке, которая скользнула в калитку и исчезла за кустарником.— Нечего сказать — счастлив!
Он вскочил в седло, пришпорил коня и скоро догнал свой эскадрон, медленно двигавшийся по горной дороге к берегам Гудзона.
Как ни тяжело было Данвуди после столь неожиданного исхода его свидания с невестой, ему все же было несравненно легче, чем ей. Острым взором ревнивой любви Френсис без труда открыла, что Изабелла Синглтон неравнодушна к Данвуди. Застенчивая, стыдливая, она не могла и вообразить себе, что Изабелла испытывает неразделенную страсть. Пылкой Френсис было чуждо притворство, и она сразу заметила, что молодой человек смотрит на нее с восхищением. Но Данвуди пришлось долго и упорно искать ее расположения, доказывать ей свою нежную преданность, прежде чем он добился взаимности. Ответная любовь была безраздельной, всепоглощающей. Удивительные события последних дней, изменившееся поведение жениха, его загадочное к ней равнодушие и, главное, романтическая влюбленность Изабеллы пробудили в душе Френсис новые чувства. Ужасаясь при мысли, что Данвуди ей неверен, она в то же время со скромностью, свойственной чистым натурам, стала сомневаться в собственных достоинствах. В минуты самоотречения ей казалось, что она способна с легкостью уступить своего жениха другой, более достойной его женщине, но может ли воображение заглушить голос сердца! Едва Данвуди скрылся, как наша героиня ощутила всю глубину своего несчастья, и если обязанности командира несколько отвлекали Данвуди от мыслей о своем горе, то у Френсис не было этого утешения; заботы, которых требовала от нее привязанность к отцу, не приносили ей облегчения.
Отъезд сына едва не лишил мистера Уортона последней капли энергии, и понадобилась вся сила любви дочерей, чтобы поддержать в нем еле теплившуюся жизнь.
На похвалы, на лесть ее ловите,
Чернавку божьим ангелом зовите,—
