– В самом деле?
– Уж я тебе говорю! Даю слово, Маргарита, этот тигр, – которого я приручила, пугает даже меня. Как-то я ему сказала: «Аннибал, не обманывайте меня, а если обманете, берегитесь!..» Но, когда я это говорила, я смотрела на него моими изумрудными глазами, которые вдохновили Ронсара:
У красавицы Невер,
Например,
Глазки зелены и нежны;
Но порой сверкает в них
Больше молний голубых,
Чем в пучинах роковых
В страшный миг
Бури бешено-мятежной!
– И что же?
– Я думала, что он ответит: «Я? Обманывать вас? Никогда!» – и так далее, и так далее... А знаешь, что он ответил?
– Нет.
– Суди сама, что это за человек! «А если вы, – ответил он, – обманете меня, то, хоть вы и принцесса, тоже берегитесь...».
Говоря это, он грозил мне не только глазами, но и длинным мускулистым пальцем с острым, как копье, ногтем, причем тыкал мне этим пальцем чуть ли не в нос. Признаюсь, милая королева, у него было такое лицо, что я вздрогнула, а ведь ты знаешь, что я не трусиха.
– Он тебе грозил, Анриетта? Да как он смел?
– Э, черт побери! Я ему тоже пригрозила! И, в сущности говоря, он был совершенно прав! Как видишь, он предан только до известного момента или, вернее, до неизвестного момента.
– Что ж, посмотрим, – задумчиво сказала Маргарита, – я поговорю с Ла Молем. Тебе больше нечего мне сказать?
– Есть одна новость, и притом очень интересная, – из-за нее-то я и пришла. Но ты заговорила со мной о вещах, которые для меня еще интереснее. Я получила письмо.
– Из Рима?
– Да, его привез нарочный от моего мужа...
– О польском деле?
– Да, дело идет как нельзя лучше, и весьма возможно, что в самом скором времени ты отделаешься от своего брата, герцога Анжуйского.
– Значит, папа утвердил его?
– Да, дорогая.
– И ты мне об этом не сказала! – воскликнула Маргарита. – Ну, скорей, скорей, расскажи подробно!
– Кроме того, что я тебе сообщила, я, честное слово, больше ничего не знаю. Впрочем, подожди, я дам тебе прочесть письмо герцога Неверского. На, вот оно! Ах, нет! Это стихи Аннибала, и притом жестокие стихи, милая Маргарита, других он не пишет. А-а, на этот раз оно!.. Нет, опять не то: это моя записочка, я захватила ее с собой, чтобы ты передала ее Аннибалу через Ла Моля. Ага, вот наконец это письмо!
И герцогиня Неверская протянула письмо королеве. Маргарита поспешно развернула его и прочитала, но в нем действительно было только то, что она уже слышала от своей подруги.
– А как ты получила это письмо? – продолжала расспросы королева.
– С нарочным моего мужа, которому было приказано сперва заехать во дворец Гизов и передать письмо мне, а уж потом отвезти в Лувр королю. Ведь я знала, какое значение придает этой новости моя королева, и потому сама попросила мужа распорядиться таким образом. И, как видишь, он меня послушался. Это не то, что мое чудовище Коконнас. Сейчас во всем Париже эту новость знают только три человека: король, ты, я да, пожалуй, тот человек, который ехал по пятам нашего нарочного.
– Какой человек?
– Ох, это ужасное ремесло! Представь себе, что наш несчастный гонец приехал усталый, растерзанный, весь в пыли; он скакал семь дней и семь ночей, не останавливаясь ни на минуту.
– А что за человек, о котором ты заговорила?
– Погоди, сейчас скажу. Всю дорогу, все четыреста миль, за нашим нарочным с той же скоростью скакал человек, которого тоже ждали подставы, и у него был такой, свирепый вид, что бедняга нарочный боялся в любую минуту заполучить в спину пулю из пистолета. Оба одновременно подъехали к заставе Михаила Архангела, оба галопом промчались по улице Муфтар, оба поскакали по Сите. Но, проехав по мосту Парижской Богоматери, наш нарочный взял вправо, а тот повернул налево по площади Шатле и пролетел по Луврской стороне набережных, как стрела, пущенная из арбалета.
– Спасибо, Анриетта, спасибо, хорошая моя! – воскликнула Маргарита. – Ты права, вести очень интересные... К кому же ехал этот второй нарочный? Надо будет узнать... А теперь прощай. Вечером встретимся на улице Тизон, да? А завтра – на охоте. Только выбери самую норовистую лошадь, такую, которая может понести, чтобы мы могли побыть наедине. Сегодня вечером скажу тебе, что надо выведать у Коконнаса.
– А ты не забудешь передать мою записку? – со смехом спросила герцогиня Неверская.
– Нет, нет, будь покойна, он получит ее вовремя! Герцогиня Неверская вышла, и в ту же минуту Маргарита послала за Генрихом. Генрих прибежал и прочитал письмо герцога Неверского.
– Так, так! – сказал он.
Маргарита рассказала о двух нарочных.
– Верно, – отвечал Генрих, – я видел того гонца, когда он въехал в Лувр.
– Может быть, он прискакал к королеве-матери?
– Нет, в этом я уверен; я на всякий случай вышел в коридор, но там никого не было.
– В таком случае, – глядя на мужа, сказала Маргарита, – он, наверно, приехал к...
– К вашему брату Франсуа? – спросил Генрих.
– Да. Но как это узнать?
– А нельзя ли, – небрежно сказал Генрих, – послать за одним из этих двух дворян и узнать у него...
– Верно, государь! – сказала Маргарита, очень довольная предложением мужа. – Сейчас пошлю за Ла Молем... Жийона! Жийона!
Девушка вошла в комнату.
– Мне нужно сию же минуту поговорить с Ла Молем, – сказала королева. – Постарайся найти его и приведи сюда.
Жийона вышла. Генрих сел за стол, на котором лежала немецкая книга с гравюрами Альбрехта Дюрера, и принялся рассматривать их так внимательно, что даже не поднял головы, когда вошел Ла Моль, и, казалось, вовсе его не заметил.
Молодой человек, увидев короля у Маргариты, остановился на пороге, безмолвный от неожиданности и бледный от волнения.
Маргарита подошла к нему.
– Господин де Ла Моль! He можете ли вы мне сказать, кто сегодня дежурит у герцога Алансонского? – спросила она.
– Коконнас, ваше величество... – ответил Ла Моль.
– Попытайтесь узнать у него, не пропускал ли он сегодня к герцогу человека, забрызганного грязью и как будто долго скакавшего во весь опор.
– Боюсь, что он не станет говорить об этом: за последние дни он стал очень неразговорчив.
– Вот как! Но мне думается, что если вы передадите ему вот эту записочку, он должен будет чем-то вам отплатить.
– От герцогини!.. О, с этой записочкой в руках я попытаюсь...
– Добавьте, – сказала Маргарита шепотом, – что эта записка сегодня вечером послужит ему пропуском в известный вам дом.
– А какой пропуск получу я?
– Вы назовете себя, и этого будет довольно.
– Дайте, дайте мне эту записку, ваше величество, – сгорая от любви, сказал Ла Моль, – я ручаюсь за все!