Толпа одобрительно загудела. Что ж мне так не везет с гасконцами? — подумал я не без иронии.
— Дю Барра, — ответил ему твердый молодой голос с очень похожим акцентом, и к тому же, хорошо знакомый. — Вы, конечно, только и рады припомнить старые счеты! Неужто это все из-за того «пушечного переполоха», который вы никак не можете переварить? — Чувства меня настигли самые смешанные. Я рад был услышать д’Обинье, присутствия которого никак тут не ожидал, но слова «пушечный переполох» не слишком меня обрадовали. Если у кого-то, достаточно шумного, есть претензии к тому, что когда-то мы натворили вместе с Раулем и Готье, мое появление вряд ли его успокоит.
— Во время пушечного переполоха погиб мой брат! — пылко заявил первый гасконец, усугубив мою легкую меланхолию.
— Это война, дю Барра. Мы все друг друга убиваем. А вы никогда не слышали поговорку: «Кто старое помянет, тому глаз вон»?!
По толпе, хоть и негусто, прокатился невольный смех. Что ж, это немного, но обнадеживало.
— Это был он! — воскликнул дю Барра. — Д’Эмико-Левер! А де Флёррн последнее время водил с ним дружбу! И с другими «героями», — это слово дю Барра буквально выплюнул, — той подлой вылазки!
— Что касается «героеф той подлой вылазки», — услышал я, снова не без облегчения, спокойный голос Таннеберга. Правда, редко у него так сильно проявлялся акцент, и значит, он был отнюдь не спокоен. Но по крайней мере, он был жив-здоров, и это меня порадовало. — То я пыл бы не прочь, чтобы они были на нашей стороне. Увфы. С ними всего лишь случшилось то, что случшалось со многими, нашими жше товарищами! Мы знали их! И они знали нас! Но мы их большше не узнаём, и они нас не узнаютт! И в этом ужше виноваты не паписты. Им тожше достается. Так может, это вы заодно с нашими врагами, дю Барра?
Повисла гробовая тишина.
Я осторожно выглянул за угол амбара. На крыльце довольно крепкого хорошего дома стояли Таннеберг и д’Обинье, а за ними хулиганская парочка с Туманного Альбиона — Сидни и Роли. Сидя на ступеньках с хмурым видом и с недобрым прищуром поглядывая вокруг, чистил ногти ножом мальчишка по прозвищу Выскочка. Перед крыльцом стоял разъяренный длинноносый гугенот со взором горящим, а рейтары, слушая энергичную беседу, стояли вокруг, почесывая в затылке, и похоже, если не явно, то морально склонялись на сторону гасконца. Рядом с которым я разглядел еще довольно-таки знакомую компанию — пятеро мрачно-заносчивых пуритан, с которыми мы как-то поспорили, является ли Земля плоской или шарообразной. Приехали… И как их сюда занесло? Видно, как и троицу поэтов, по собственному почину в борьбе за веру, как они ее понимали. Эти тоже не будут мне рады.
— Не называйте предателем меня! Это вы предали свою веру! — с привзвизгом выпалил дю Барра. Слушатели впечатленно покачнулись, раздалось угрожающее гудение. — И что нам делать дальше? Вот мы здесь! Нас увели из Парижа, и что дальше? Вернуться? Или продолжить путь? Или послать всех к дьяволу?!
На месте Таннеберга я бы его уже пристрелил, — подумал я отрешенно, — но раз он до сих пор этого не сделал, значит, не хочет явного бунта и у дю Барра немало сторонников, взять хотя бы тех пятерых. Надо бы их всех чем-нибудь отвлечь. Но уж не пальбой из излучателя — перепугаются еще пуще. Я отвернулся от перетаптывающегося в нерешительности отряда и огляделся. Кроме свиного загона перед самым моим носом, смотреть было особенно не на что. И воротца были рядом. Поглядев на них немного, я тихо хмыкнул и, достав кинжал, принялся перерезать грязную веревку, удерживающую воротца закрытыми. Интересно, — думал я, разглядывая узлы на веревке, — эти завязки хоть когда-нибудь развязывали? Или через что-то перекидывали? Не все же время их перерезают?.. Но признаков этого почему-то я не видел. Что меня и озадачило немного, пока я не догадался, что это не совсем «воротца», а скорее «задняя калитка», а нормальный вход в загон — с другой стороны. Впрочем, это было уже совершенно неважно.
Я пока довольно смутно представлял, что именно должно произойти дальше. Свиньи — животные умные и вряд ли станут по одному пожеланию всем стадом кидаться в море, по крайней мере, пока в них не вселится легион бесов. Вот незадача — где бы его взять? Хотя, может, как раз с этим проблем не будет…
Свинки, как «умные животные», с готовностью проявили научное любопытство к открытым в непривычном месте воротцам. Они перестали хрюкать и уставились в проем в почти осязаемой тишине. Хорошо, что молчание это длилось только мгновение, а потом потихоньку опять нарушилось — странная тишина могла привлечь внимание преждевременно. Животные недоверчиво начали переступать копытцами и трясти ушами. Самое большое из них трусцой выбежало вперед, и я оказался «лицом к лицу» со здоровущим боровом, покрытым черной щетиной с проплешинами. Чем-то он напомнил мне одного своего лесного сородича, с которым мы не так давно оказались примерно так же близко. Зверюга набычившись, пристально впилась в меня задумчивыми глазками, напряженно пытаясь определить мои истинные намерения и явно подозревая, что они не столь уж чисты и благородны. В конце концов, что это я тут делаю, заходя с тыла и держа в руке что-то, отдаленно напоминающее мясницкий нож? Не совершая резких движений, я аккуратно убрался с дороги, наблюдая, как они поведут себя дальше. Хряк всхрюкнул, намекая, что на мякине его не проведешь, и переступил копытцами, неотступно держа меня на прицеле своего «пятачка» размером с хорошую миску. Я отступил, он придвинулся ближе, а за ним начала потихоньку суетиться и вся его свита. Так-так, главное не потерять контакт. Я снова сделал шаг ближе к милым поросятам. Боров сузил и без того крохотные глазки и, угрожающе пригнув голову, взрыл грязь копытом. Не сводя с него глаз, я отломил от воротцев какую-то гнилую деревяшку, а потом совершил чудовищное оскорбление, швырнув ее в благороднейшее свиное рыло…
Готово дело! С визгом, в котором почти совершенно явственно прозвенел боевой клич: «Банзай!», свин сорвался с места в карьер. Я развернулся и сделал то же самое, надеясь, что фора была достаточной.
Во главе визжащих фурий, с любопытством бросившихся вслед за своим повелителем, я выскочил из-за сарая, и мы с разгона врезались в целую толпу врагов, которых, с точки зрения примерно половины свинок, которые не нашли в себе мудрости отступить и рассеяться, нужно было атаковать, порвать на части и растоптать. «Враги» развернулись, и у них вытаращились глаза и отвисли челюсти, когда они увидели, что их атакуют свиньи. На пару секунд они оказались в замешательстве, которое точнее было бы назвать глубоким ступором. Пользуясь им, я, не останавливаясь, налетел на остолбеневшего дю Барра и захлопнул ему рот прицельным ударом в челюсть. Заодно он очень любезно пролетел на пару шагов вперед, приблизив меня к моей цели. Схватив его за шиворот, я вместе с ним взлетел на крыльцо. Как ни были ошарашены Таннеберг, Роли и д’Обинье, они слаженно подхватили мою добычу под руки и втащили в дом. Остальные не успели еще опомниться, да и свиньи им очень мешали, Выскочка впрыгнул в комнату за нами и закрыл дверь.
