оптинского старчества. Его и канонизировали раньше остальных старцев.
К нему приходили Толстой и Достоевский – считается, что с него Достоевский списал своего старца Зосиму, а Толстой – своего отца Сергия, хотя говорили, что не похож Амвросий на толстовского священника. 30 лет он принимал людей в своем домике, который теперь полностью восстановили.
Амвросий пришел в Оптину, когда ему было уже около тридцати. Выпускник духовного училища, сам домашний учитель, он знал пять языков и еще в миру славился остроумием и редким веселым обаянием. А в старчестве оставил ворох афоризмов: «Если хочешь иметь любовь, то делай дела любви, хоть сначала и без любви», «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится: только чуть одной точкой касается земли, а остальными непрестанно вверх стремится; а мы как заляжем на землю – и встать не можем», «Жить проще – лучше всего. Голову не ломай. Молись Богу. Господь все устроит, только живи проще. Не мучь себя, обдумывая, как и что сделать». Есть даже песенка, сложенная из слов старца: «Как жить? Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем – мое почтенье».
В пору, когда нарождающаяся в России интеллигенция усложняла жизнь мыслительными и философскими конструкциями, старец был воплощением простоты. Сильно простудившись в 36 лет, он так занемог, что стал лежачим – уже на всю жизнь. Но сколько текло в его скромную келью, к его кровати философов, нигилистов, революционеров.
В 1877 году приехал сюда и Ф. М. Достоевский. В «Братьях Карамазовых» он потом описал быт и атмосферу Оптинского скита, а о старце Амвросии сказал: «от сих кротких и жаждущих уединения выйдет, может быть, еще раз спасение земли русской!»
Приходил к Амвросию раз молодой священник, год тому назад назначенный на самый последний приход в епархии. Не выдержал он скудости своего приходского существования и пришел к старцу просить благословения на перемену места. Увидев его издали, старец закричал: «Иди назад, отец! Он один, а вас двое!» Священник, недоумевая, спросил старца, что значат его слова. Старец ответил: «Да ведь дьявол, который тебя искушает, один, а у тебя помощник – Бог! Иди назад и не бойся ничего; грешно уходить с прихода! Служи каждый день литургию и все будет хорошо!» Обрадованный священник воспрянул духом и, вернувшись в свой приход, терпеливо повел там свою пастырскую работу – и через много лет прославился как второй старец Амвросий.
Одна дама, тщательно скрывавшая свое пристрастие к картам, как-то попросила у старца его «карточку» (фотографию). Старец с упреком улыбнулся: «Что вы говорите? Разве мы в монастыре в карты играем?» Поняв намек, дама призналась в своей слабости.
Молодая девушка, московская студентка, никогда старца не видевшая, проявляла по отношению к нему большое недоверие и называла его «старый лицемер». Из любопытства она однажды приехала в Оптину и стала у двери позади других ожидающих посетителей. Старец вошел в приемную и, обращаясь к девушке, сказал: «А! Это Вера пришла смотреть лицемера!» Впоследствии Вера стала одной из монахинь основанного старцем Шамординского монастыря.
Богатый купец, увлеченный красотой бедной девушки, захотел на ней жениться. Старец посоветовал ее матери купцу отказать и сказал, что у него есть для ее дочери партия гораздо лучшая. «Для нас не найдется ничего лучшего, не может же моя дочь выйти замуж за князя». «Жених, которого я имею в виду, так велик, что ты не можешь себе этого даже представить; откажи купцу». Мать послушалась старца, а через несколько дней девушка неожиданно заболела и умерла. Христос стал ее женихом.
Давая совет, Амвросий возражающим ему нередко пояснял так: «Когда говорю, надобно слушать с первого слова; тогда будет послушание по воле Божией. Я мягкого характера, уступлю, но не будет пользы для души».
Еще замечательный случай произошел с мастером, изготавливающим иконостас в Оптинском храме. Перед тем как вернуться домой, он пошел к старцу за благословением, но спешил, и лошади уже были готовы. Старец продержал мастера у себя очень долго, еще и на следующий день пригласил зайти – несмотря на спешку, человек этот не решился пойти против воли отца Амвросия. И так продолжалось три дня. Наконец, Амвросий отпустил беднягу: «Спасибо тебе, друг, что ты меня послушался. Храни тебя Бог, поезжай с миром». И только потом стало известно мастеру, что все эти три дня и три ночи его бывшие помощники караулили на калужской дороге, собираясь убить его и отнять деньги с монастырского заказа.
И таких историй – тысячи за его жизнь. Ежедневная корреспонденция старца была необъятной, от тридцати до сорока писем. Их раскладывали перед ним на полу, и он своим посохом указывал на те, которые требовали немедленного ответа. Часто он знал содержание какого-либо письма еще до его вскрытия.
Поднимался старец на рассвете, в 4–5 утра, и читал утреннее молитвенное правило совместно с келейниками, а потом еще молился в одиночестве. С девяти утра и до обеда Амвросий вел прием монашествующих (в первую очередь) и мирян. Обедал скромно, в два часа дня – потом еще уединялся на 1–1,5 часа. Прием длился после вечерни и до самой ночи, часов до 11. Вечернее молитвенное правило было долгим. Келейник, читавший правило, должен был стоять в другой комнате. Говорят, однажды монах нарушил запрещение и вошел в келью старца – и увидел его голову, объятую неземным светом, от которого слепнешь.
Слухи об удивительном старце доходили и до Льва Толстого. Сестра писателя была монахиней соседнего с Оптиной Шамординского монастыря и рассказывала Льву Николаевичу о чудотворце-современнике. Толстой хмурился, но все же ездил в Оптину и именно к Амвросию. Он пускался с ним в споры, пытался объявить ему свои тезисы, убедить, доказать свою правоту. После первой их встречи в 1874 году Амвросий сказал о графе: «Очень горд», во вторую Толстой пришел в Оптину пешком, в крестьянской одежде, со своим конторщиком и сельским учителем – было это в 1881-м или 1882 году. Граф указал Амвросию на свою крестьянскую одежду. «Да что из этого?» – воскликнул старец с улыбкой.
Самую продолжительную беседу с отцом Амвросием Лев Толстой имел при посещении Оптиной пустыни в третий раз, в 1890 году. За эти пятнадцать лет Толстой стал другим. В первый свой приезд писатель был воодушевлен:
«Этот Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним, и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога».
В третий же свой приезд Толстой демонстрировал уже сильную неприязнь к Амвросию и даже называл его «жалким своими соблазнами до невозможности». После смерти Амвросия
