граф продолжал приезжать в Оптину, но уже к старцу Иосифу. Привязывал коня у скитской ограды и, не заходя ни в скит, ни в монастырь, шел на беседу со старцем, чтобы поспорить с ним о вере. За несколько дней до своей смерти, в 1910 году, Толстой, уже отлученный от церкви официально, все же отправится в Оптину, но зайти уже не решится, протопчется у ворот скита и уедет. Когда в пустыни были извещены, что Толстой умирает, к нему по поручению Синода был направлен старец Варсонофий.
Однако по приезду Варсонофия в Астапово родственники (в частности, дочь Толстого Александра Львовна) не допустили старца к умирающему писателю и даже не известили Толстого о его приезде. В своих воспоминаниях Варсонофий жаловался:
«Не допустили меня к Толстому… Молил врачей, родных, ничего не помогло… Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана».
Варсонофий был последним старцем Оптиной, которого благословил на постриг Амвросий. Он происходил из семьи миллионеров – настоящая имперская золотая молодежь: балы, театры, все доступные развлечения, но в юности увидел отрезвляющий сон. Ему явился старец и спросил: «Который час?» – «Полседьмого!» – «Ты умрешь через три года». Проснулся – на часах полседьмого. Ровно через три года в ожидании смерти этот человек отправился в церковь, там исповедовался, причастился и действительно умер – внутренне, для мира. С той поры он тосковал и думал о монашестве. Только впереди был еще огромный путь, попытки жениться, служба в армии – он дослужился до полковника! В Оптину он пришел в последний год жизни старца Амвросия. Варсонофий и сам стал великим прозорливым старцем. Читать его советы сегодня – одно удовольствие: явно, что говорил человек, умеющий обращаться к элите общества и сам когда-то считавшийся ею.
«Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию», «Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они ничтожны, имеют огромное значение. Смысл настоящей жизни мы вполне поймем в будущем веке», – он часто ссылался в своих рассказах на вольную жизнь тогдашних богатеев.
Преподобный Никон был ближайшим учеником старца Варсонофия, продолжал старчествовать и после закрытия Оптиной пустыни, а в 1931 году умер от туберкулеза в ссылке на Севере. «Не следует добиваться человеческой правды. Ищи только правды Божией», – говорил он. А еще: «Всегда помните закон духовной жизни: если смутишься каким-либо недостатком другого человека и осудишь его, впоследствии тебя постигнет та же участь, и ты будешь страдать тем же недостатком».
Не осуждать учил и его предшественник иеросхимонах Нектарий – он был последним соборно избранным оптинским старцем. Чтобы его не считали за чудотворца, он чуть юродствовал. Говорил: «Главное – остерегайтесь осуждения близких. Когда только придет в голову осуждение, так сейчас же со вниманием обратитесь: «Господи, даруй ми зрети моя согрешения и не осуждати брата моего».
После Февральской революции Нектарий предсказал, что в 1918 году «государь и вся семья будут убиты, замучены». В Вербное воскресенье 1923 года монастырь закрыли. Нектарий прошел через тюрьмы, ссылки, после освобождения советские власти запретили ему принимать посетителей, но до самой своей кончины старец не оставлял своих духовных чад, среди которых были художник Л. Бруни и актер М. Чехов.
А последний настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий II пережил страшное: полное разорение и поругание его обители. Четырежды он претерпел тюремное заключение, был расстрелян 8 января 1938-го и захоронен в братской могиле в лесу на 162-м километре Симферопольского шоссе.
В 1923 году храмы монастыря были официально закрыты, в нем устроена лесопилка, а в скиту – дом отдыха. Один из паломников начала 1920-х годов вспоминал:
«Безжалостно спиливали великолепные сосны Оптинского леса, визжали пилы, слышна была ругань рабочих, нет ни одного монаха… Вы помните, что в скит женщинам входить было нельзя, и можете представить себе наш ужас, когда мы увидели, что из скита со Святыми воротами Иоанна Предтечи выходит жирный брюнет… в трусах, его толстая супруга в купальном костюме и голый их отпрыск… трудно писать и говорить об этом».
А ведь и первые старцы обители видели и прорекали такой ее конец. Они говорили: «Придет и оптинскому старчеству конец, но горе тому, кто ему конец положит!»
Преподобный Амвросий Оптинский в 1891 году писал:
«О, как мы ненавидим тебя, современная Европа, за то, что ты погубила у себя самой все великое, изящное и святое и уничтожаешь и у нас, несчастных, столько драгоценного твоим заразительным дыханием!»
Даже однажды выразился прямо: «Антихрист уже рожден». А в одном письме отметил:
«Не хлопочи о ризе, я подумал и решил, что лучше теперь не делать ризу на Калужскую икону Божией Матери. Первое, у нас денег мало… Второе, вспомнил я слова покойного митрополита Филарета, который не советовал делать ризы на иконы, потому что приближается время, когда неблагонамеренные люди будут снимать ризы с икон».
Старец Макарий тоже открыл матери Павлине (умерла в 1875 году), что дети и внуки ее до антихриста не доживут, а вот правнуки узрят страшное. Преемник старца Амвросия отец Анатолий (Зерцалов) сделал подобное предсказание монахине Белевского монастыря: «Мать твоя не доживет, а ты доживешь до самого антихриста» (во время революции этой женщине исполнилось восемьдесят лет). «Мы-то уж уйдем, а вы будете участником и современником всех этих ужасов», – предупреждал старец Варсонофий послушника Николая (Беляева).
Варсонофий так описал грядущее время: «На земле вытянут бездну, и «сирки» (бесы) все повылазят и будут в людях, которые не будут ни креститься, ни молиться, а только убивать людей, а убийство – первородный грех».
Еще в 1880 году старец Анатолий-старший сказал:
«И Россия через каких-нибудь десять всего лет увидала бы себя с целым сонмом ораторов, аферистов и «честных» ученых во главе, без монастырей, с епископами, избранными либеральным обществом, но ограниченными со всех сторон протестующим и честолюбивым белым духовенством, и, главное, с миллионами пьяных, разорившихся и свирепых батраков» – ведь точная картина революционной бури, которую суждено будет увидеть уже последним оптинцам через неполных сорок лет!
Старец Исаакий II вышел однажды к своим чадам и, указав рукой куда-то вдаль, произнес:
«Деточки, сон я видел. Война будет. Господи, с четырнадцати лет под ружье поставят, на фронт поведут малолеток. Останутся в домах дети и старики. Солдаты будут ходить по домам и всех в ружье ставить и гнать на войну. Грабежи и бесчинства тех, у кого в руках оружие, и трупами будет усеяна земля. Деточки мои, как мне вас жалко!» – много-много раз повторил старец.
Это предвиденье большой войны было
