Александр Быков - Стылый ветер

Лошадь Ольги вдруг испуганно заржала, поднялась на дыбы. Ольга, судорожно обхватив лошадь за шею, завизжала. Покатилась в сторону и перевернулась тележка зеленщика. Лошадь, взбрыкнув, заметалась по рынку, пугая прохожих и переворачивая лотки.

— Стой!.. Стоять, каналья! — Молодой идальго, на своем резвом арабском жеребце догнав Ольгу, схватил ее лошадь под уздцы. — Вот так, красавица. Стой смирно.

Лошадь и правда затихла. Теперь она только испуганно косилась на арабского жеребца и тяжело поводила боками.

— Спаси вас Бог, сударь, — облегченно вздохнула Ольга и благодарно улыбнулась. — Вы меня просто спасли. Как ваше имя? — Она заговорила с ним по-немецки, и галантный испанец тоже перешел на этот язык.

— Дон Родриго де Овандо. Полковник армии его величества короля Фердинанда. — В тоне, которым он это произнес, угадывалась непоколебимая уверенность в своем превосходстве.

«Ах ты, надутый индюк! Думаешь, если дон, да еще и полковник, то все теперь должны перед тобой падать ниц? Ну ничего, я тебя проучу».

— Очень мило, — снисходительно кивнула Ольга. — Баронесса фон Маутендорф. — И она протянула молодому франту для поцелуя свою не очень-то чистую с дороги руку.

— О, простите, сударыня, — склонился он в поклоне. — Кто бы мог предположить, что в такой одежде...

— Как? Вы разве не знаете? Наши холопы подняли бунт... Мне пришлось спасаться. К сожалению, мои провожатые отстали, чтобы остановить гнавшихся за мной разбойников. И я была вынуждена, переодевшись в это ужасное платье, как простая селянка, верхом на коне...

— У вас кобыла, дорогая моя баронесса, — ухмыльнулся Родриго. — Вы позволите мне сопровождать вас?

— Ах, извольте... Какая в сущности разница? Мой конь так устал, что пугается теперь даже собственной тени. Это было с вашей стороны очень своевременно: усмирить его твердой мужской рукой.

Дон Родриго хотел было объяснить молодой баронессе разницу между жеребцом и кобылой, но смутился. «А она очаровательна, эта самоуверенная девочка. Ее бледность и худоба так аристократичны, так явно показывают, кто она, что даже простое крестьянское платье не может скрыть...»

— Ну ничего. Когда мой папа наведет в наших имениях порядок... Как вы думаете, сеньор, дядя Максимилиан поможет ему? У него ведь в Мюнхене теперь много солдат... Или, может быть, император велит прислать пару тысяч драгун?

Дон Родриго де Овандо смотрел на нее уже с неким благоговением.

— Так вы сейчас здесь совсем одна?

— Да, — вздохнула Ольга. — Я же говорю, мои слуги отстали, чтобы защитить меня от разбойников... Не знаю, живы ли они теперь. — Она скорбно подняла очи горе и сложила молитвенно руки. — Я буду молиться теперь за их отважные души.

«О, как она трогательно мила! Как она будет великолепна, склонившаяся перед распятием, в черной кружевной накидке!»

— Стало быть, сударыня, вам даже негде теперь остановиться? — В его голосе явственно слышалась затаенная надежда.

— Да, действительно негде, — удивленно произнесла Ольга.

— Ну тогда... Быть может, вы позволите мне предложить вам мой скромный приют... Только не подумайте дурного! Просто, видя столь трудное положение, в котором вы оказались, я не могу безучастно...

«Ну, вот он и попался. А ты молодец. Почти все сама, без подсказки. Этот франт снимает самый приличный в городке дом, так что мы не прогадали».

Двадцать третьего октября, после обеда, они отправились на прогулку. Родриго купил ей приличествующую положению баронессы одежду, добыл где-то скакуна, столь же благородно выглядевшего, как и его араб, но более спокойного. Лошади, которая чуть не сбросила тогда Ольгу среди площади, он, понятно, не доверял. Вообще, Ольга на протяжении уже целых суток была окружена комфортом и заботой со стороны многочисленных слуг дона Родриго. Впрочем, за все эти теплые ванны, пуховые перины и обеды на золоте и серебре ей пришлось расплачиваться, терпя общество молодого испанского полковника.

Последним изыском дона было декламирование ей стихов. Во время конной прогулки, которую они совершали по городу, Родриго купил в книжной лавке томик любовной лирики. Время от времени он открывал книжку и начинал там что-то усердно выискивать. Вот и сейчас:

— Послушайте, Мария:

«О боже! Этот испанский акцент и совершенно несуразный, с подвываниями, способ декламации... По легенде, баронесса Мария фон Маутендорф с трудом понимает итальянские слова. Он и сам в итальянском не ас. Довольно глупо с его стороны читать мне это. Пожалуй, было бы лучше, если бы я действительно не понимала ни слова...»

Он запнулся и зашевелил беззвучно губами, водя пальцем по листу.

«Ну вот. Он и читает-то с трудом... За что так страдает Петрарка? Он разве для того писал эти стихи, чтобы всякие солдафоны...»

Родриго тем временем, разобравшись в запятых, победно махнул рукой, словно сразил противника шпагой.

«О, как бы перекосило Ахмета, если бы он узрел сейчас меня в таком обществе!»

— Так вы взялись это читать из-за имени?

— О да, донна Мария. Мне кажется, поэт посвятил это именно вам.

— Боюсь, вы не правы, — улыбнулась Ольга. — У него наверняка была подружка Мария. Каждая пятая в этой стране носит такое имя.

— Но применительно к вам, сударыня, Мария звучит как-то особенно...

— Да уж, — вздохнула Ольга.

«Да уж. Он тебя, дорогуша, кажется, уел, сам того не заметив. Кстати, надо напомнить ему про Венецию. У меня нет времени торчать тут, в захолустье…»

— А вы, баронесса, когда-нибудь видели море?

— Увы, ни разу, — Ольга грустно вздохнула. Почти непритворно.

— Так в чем же дело?.. Сидеть здесь, в этом богом забытом местечке, нет никакого смысла, — просиял дон Родриго. — Поедем к морю. В Венецию! Там настоящая жизнь. — Он мечтательно закатил глаза. — Познакомлю вас с друзьями. У меня много влиятельных знакомых...

— А как же ваша служба, Родриго? Ведь вы же рассказывали мне, как трудно продвигается формирование полка. Разве можно все бросить и...

— Пустое! — махнул он рукой. — Берталуччо прекрасно справится и без меня... В крайнем случае, задержимся тут еще на неделю. У меня, в конце концов, есть некоторая свобода в действиях. Да и в Венеции надо кое-что прикупить для снабжения полка. Сегодня же все и устрою! — Он решительно тряхнул головой. — Если все выйдет по-моему, а все выйдет именно так, то завтра же... Нет, сегодня уже мы поедем.