Творим. – Никто из вас не удосужился меня проводить, вот я и остался в сенях. И спал до самого утра спокойно. О, воевода почтенный, я своей христианской верой в том клянусь. Утром только и пробудился. Да и как бы я мог? Я души в нашей Мирине голубушке не чаял!
– Творим действительно больше в дом не возвращался, – вздохнув, подтвердил Лещ. – Я чутко сплю. Если бы он зашел, я бы приметил это.
Возникла пауза. И тут подал голос Озар:
– Какая из девок вышла от Мирины последней?
И хотя Добрыня был зол на него, свое дело по дознанию волхв продолжил.
– Никого не было, – выступила вперед Яра. – Мирина, лишившись горничной, Будьку назначила на ее место, но вчера не покликала ее. Сама сняла уборы. Она часто так поступает, когда утомлена и не хочет болтовню девок выслушивать.
На Яру продолжали смотреть, и она добавила:
– Я к ней тоже не заходила. Мирина вчера зла на меня была, вот я и не хотела ей навязываться.
– И чем же ты Мирину разозлила? – поинтересовался Озар, вспомнив, что ключница сегодня сказывала: купчиха выгнать ее собиралась.
Добрыня только наблюдал за всеми со своего места, не вмешивался. Но его устремленный на ключницу взор был тяжел, как напор тарана. Да и что было Яре скрывать, когда все при этом присутствовали. Вот и сказала, что, мол, когда Мирина стала похваляться, что ее за боярина сосватают, она и напомнила: той еще разродиться благополучно следует, ну и дитя от Дольмы не потерять, что часто случается. А с дитем и всего наследства не лишиться.
– Она за Радко заступилась, – неожиданно произнес Бивой. – Госпожа младшего Колояровича своими насмешками, почитай, выгнала. Вот Яра купчиху на место и поставила.
Добрыня поднял руку. Ему эти семейные склоки были ни к чему. Он хотел знать, кто убил вдову Дольмы.
– Ты это у Вышебора лучше спроси, почтенный, – вставил Лещ, хмуро поглядывая из-под кустистых бровей. – Он один наверху оставался с женщинами. А Моисей как спустился, так больше и не поднимался к господину. Мы все тому свидетели. Да и твердил хазарин все время как заклинание, что он в этом участвовать не желает. Я слышал это.
Моисей удивленно взглянул на старого слугу, потом улыбнулся благодарно. Он редко улыбался. Но сейчас понял – выручил его Лещ.
Однако Лещ не растаял от благодарной улыбки хазарина, просто добавил:
– Пусть Моисей и не люб мне, но вины на нем нет. Я ведь вполуха спал. Вот и услышал, как позже он вдруг встрепенулся, смотрю – стоит, прислушивается. А потом наверх побежал. Я тогда разбудил сына, и мы тоже поднялись. А там уже Озар возле Ярозимы окровавленной. А к Мирине мы не заходили. В стороне ее хозяйский покой. И тревожить ее среди ночи не стали.
Добрыня повертел на запястье чеканный наручень, поерзал на месте и спросил:
– Выходит, несмотря на то, что случилось у вас в тереме прошлой ночью, никто не догадался госпоже доложить?
В ответ – молчание. Все понимали, что сплоховали. Но постепенно стали понемногу отвечать: мол, как-то… жалели молодую вдову, к тому же непраздна она. Зачем было ее тревожить, когда сами уже разобрались?
Тогда Добрыня кивнул в сторону Вышебора. Дескать, освободите.
Тот как отплевался от кляпа да размял руки, тут же стал требовать, чтобы его усадили.
– Разве ты простишь такое, воевода? Верного княжьего дружинника да холопы месили!
– Не тебе приказывать тут, Вышта! – рыкнул на него Добрыня. – Ты теперь ответ держать будешь за то, что сделал!
– И буду! Слыханное ли дело, чтобы хозяина судили за то, что служанку подмял! Ну припугнул ее легонько ножом. Так она так дергалась, что сама напоролась на острие!
– А что насчет Мирины скажешь?
– Она-то тут при чем?
Его ответ удивил многих. Уже ведь решили, что знают, кто убийца. А этот…
– Да что с Мириной-то? – не унимался калека. – Вы тут пялиться на меня будете или отвечать как полагается?
Добрыня поднялся, сделал знак двум-трем из ожидавших его во дворе дружинникам взять Вышебора и доставить в узилище.
– Да за что же это? – отбивался тот.
– Там и узнаешь, – отвечал Добрыня. И к собравшимся обратился: – Вы что же думали, что этот упырь и дальше будет резать девок, а вы помалкивай?
Озар иное сказал:
– Выходит, что старший Колоярович не знает о смерти Мирины. Да и не мог он сперва госпожу задушить, а потом к вековухе залезть. Он хоть и упырь, как ты, почтенный воевода, изволил заметить, но все же не настолько шустрый, чтобы везде поспеть. К тому же в его привычках резать, а не душить. Вот если бы Мирина была в крови, я бы не сомневался.
– Хотел бы я знать, когда купчиху порешили? – задумчиво произнес Добрыня, вращая наручень. – Была ли она еще жива, когда Вышебора утащили, или уже убили ее?
Радко в стороне тихо зарыдал, кусая сжатые кулаки. Любуша тоже всхлипывать начала. Озар же сказал, что по тому, как застыло тело Мирины, он не может точно определить, когда ее смерть настигла. Когда они с Моисеем остались сторожить плененного Колояровича, никто вроде наверх не поднимался. Правда, он вздремнул в какой-то миг, но спит он чутко, поэтому готов заверить, что хазарин все время рядом находился. Так что можно не сомневаться, что к госпоже никто не входил, пока они калеку сторожили.
– Ты не сомневаешься, – повернулся к нему Добрыня, – а я вот сомневаюсь, что от тебя толк есть. Зря я на тебя рассчитывал да князю на такого разумника, как ты, ссылался. Ты же прост оказался для этого дознания. Подвел меня. Ладно, Вышебора все одно осудят, а вот ты… Со мной поедешь. Эй, стража! Взять его.
Озар побледнел, отшатнулся от обступивших его стражников.
– Эй, погоди, воевода! Что теперь делать надумал?
Добрыня неспешно надел богато расшитые перчатки. На Озара посмотрел без всякого выражения.
– А ты не догадываешься, ведун? Ты не справился с поручением, значит, теперь вернешься туда, откуда тебя взяли. Да только ненадолго уже. Мне уезжать пора. Дела ждут в Новгороде. А с вами, волхвами, я церемониться больше не стану. Была у тебя птица удачи, чтобы и себе, и собратьям своим помочь, да упустил ты ее. Значит, все пойдет, как и было должно. Казнят вас.
Озар так рванулся в руках стражей, что вмиг вывернулся. Кинулся за Добрыней, загородил ему спуск с крыльца.
– Выслушай меня, Добрыня! Есть мне что тебе сказать.
– Да ну? Отчего же таился? Ладно, не хватайте волхва, пусть говорит. Но
