— Где?
— У Луция. Он делал его до той поры, пока Котизон его не убил.
— Ты же сказала, что твой Луций умер от раны, — напомнил Приск.
— Да, от раны, которую нанес Котизон. Он сбросил нас отсюда.
Она указала вниз рукой.
— Его. Потом меня. Я упала на его тело и потому не разбилась насмерть. Луций умер через несколько часов. Я выжила.
— А рисунок? Где он?
— Котизон его сжег.
Несколько дней Приск рисовал тропу, помечая перевалы, указывая действующие и разрушенные крепости. Подруга Луция проводила их всюду потаенными тропами.
— Похоже, мы можем теперь со спокойной душой возвращаться в лагерь, — сказал наконец Кука.
— А что делать с девушкой? — спросил Приск.
— Возьми ее с собой, посели в канабе…
Но на предложение уйти вместе с ними девушка энергично замотала головой:
— Ну нет! Как же я оставлю Луция одного?! Идите! Я буду ждать вас, друзья Луция! Ведь вы вернетесь! Да?
— Вернемся, — пообещал Приск.
На кровати, застланной шкурой, он оставил серебряный браслет с синими камнями, отмытый от крови в холодном ручье.
* * *
— Какую награду ты потребуешь от Адриана за этот чертеж? Сколько золотых? Чин центуриона? — допытывался на обратной дороге Кука.
Что награда будет щедрой, оба были уверены: Адриан назвал их своими клиентами, они ему будут служить, рискуя жизнью, он — продвигать их по службе и награждать. Так поступали все и всюду: продвигали своих людей, выпрашивали у императора должности через знакомых и родственников.
Приск на миг задумался, вспомнил слова Валенса, что центурион для Корнелия господин и бог. Кто знает, быть может, удастся уговорить Корнелия отдать дочь в сожительницы центуриону — молодому центуриону, который в будущем может дослужиться до примипила и в конце концов до префекта лагеря, тогда как Валенс так и уйдет в отставку командиром пятьдесят девятой, самой младшей центурии.
— Возможно, — кивнул Приск.
— Великолепно! У нас будет личный центурион. А мы все станем бенефициариями! — оптимизма Куке было не занимать.
* * *
Однако рано мечтал Приск о наградах.
— Чин центуриона? Нет, невозможно, — отрезал Адриан. — Вы все только что проштрафились. По закону вас должны были лишить звания легионера и перевести во вспомогательную когорту, это милость, что вам разрешили остаться в легионе. Бенефициариями вас не сделают, но Наталис обещал вас держать как иммунов — не отправлять в караул и на работы по лагерю. В Риме создается служба разведки, стыдливо названная службой фрументариев. Думаю, через несколько лет вас вполне могут перевести в Рим.
— Никто не может сделать центурионом мальчишку, который отслужил всего два года, — заметил Валенс. — Ты попросту угробишь свою центурию и погибнешь сам. Чему ты научишь подчиненных? Как будешь командовать?! Что станешь делать в бою?
— Сколько я должен отслужить? — спросил Гай.
— Десять лет. Или минимум пять, если будет большая кампания. Тогда тебе передадут мою самую последнюю центурию в легионе.
Валенс скривил губы: если бы не его любовь к Вакху, он мог бы дослужиться до примипила.
— Здесь сорок тысяч сестерциев. — Адриан выложил перед Приском четыреста золотых. — На обмундирование центуриона. Они будут дожидаться тебя в легионном хранилище. Заберешь, как только ты заслужишь чин в боевой обстановке.
Сорок тысяч! У всех загорелись глаза.
— Не забудь составить завещание, — напомнил неожиданно Молчун. — Чтобы мы поделили твои денежки, если даки отпилят тебе голову.
Голова…
Приск прищурился.
— Кое-что еще, Адриан. Одна просьба. Не чин и не повышение…
— Золота больше не дам.
— Не деньги. Нет… Отдай мне голову Авла Эмпрония. — В голосе Приска послышалась мольба. Никого и никогда он так не просил.
Осень 852 года от основания Рима[123]
Рим
Известие, что Траян возвращается наконец в Рим, пришло в столицу в начале октября 852 года. Город переполошился. Все ждали перемен и гадали — каких.
По Риму ползли слухи, что новый правитель задумал какое-то особое действо. Прежде принцепса прибыли его доверенные люди, заняли Палатинский дворец, преторианцам велено было оставаться в лагере. Многие аристократы выехали встречать императора — ждали за сто миль от Города. Траян прибыл в Рим только к концу месяца. Он шел по своей столице, по запруженным народом улицам, по узкому проходу, что оставила для него его личная стража, на Форум, в центр мира, в Сенат.
Траян назвал сенаторов коллегами и обещал всем свободу.
Все гадали, что это значит. Сенаторы — подтвердит ли новый принцепс обещание Нервы не казнить отцов-сенаторов без приговора самого Сената. Преторианцы — велики ли будут донативы нового императора — ведь наградные Траяна так и не были выплачены. Римский плебс надеялся, что увеличат бесплатные раздачи хлеба, вина и масла и запишут новых детей в списки на пособие. А главное — сулят ли грядущие годы правления мир или войну, а если войну, то где и какую, будут ли игры, пиры и другие раздачи, и какие тессеры раздадут в театре, а какие — в амфитеатре Тита.
Через месяц Траян велел арестовать всех доносчиков по заранее составленным спискам.
* * *
Эмпроний проверил запор на повозке — нельзя ли выбраться. Нет, нельзя. Замок снаружи был прочный. К тому же следом ехали верхом шестеро преторианцев. Просто так не выпрыгнешь на дорогу, не побежишь. Куда их везут? Одним богам ведомо. Когда поутру вывели из карцера и потащили в повозку, кто-то из арестантов шепнул, что их повезут в Остию. Значит — в порт. В изгнание? В Азию? Точно не в Египет — туда не ссылают. Может, направят в Вифинию, где-нибудь в Никомедии чистить клоаки и мостить улицы. Или на рудники? Десять лет на рудниках — больше не держат, после выпускают и опять же отправляют чистить нужники и мостить улицы. Но кто выдержит десять лет на рудниках?
Авл невольно повел плечами. Он был молод, но не то чтобы очень силен. Вот же Судьба-злодейка опять подгадила! Только-только сумел он кое-что скопить, домом обзавестись — и нате — явились ночью, загребли — и под замок.
— А Регул здравствует. Его ведь с нами нет, этого Регула, самого главного… Он по-прежнему при деньгах, и к нему по-прежнему пол-Рима ездит с поклонами, — пробормотал кто-то в темноте повозки. — В Сенате заседает, ублюдок.
— Это точно. Уж сколько Регул народу извел, мы рядом с ним — овечки против волка. Мне вон глаз подбили… — жаловался другой.
