У претория встретил Адриана не легат и даже не трибун-латиклавий, а пухлый загорелый коротышка, уже немолодой, раздобревший, с вьющимися волосами до плеч, с улыбчивым сочным ртом да крошечной бороденкой, больше похожей на юношеский пушок, нежели на бороду солидного мужа. В военной тунике и в военном плаще, но при этом в греческих сандалиях, толстяк расхаживал взад и вперед перед преторием, что-то бормоча себе под нос. В одной руке он держал таблички, а в другой стиль.
— Хайре, — крикнул он Адриану, как старому приятелю. — Обед начнется чуть позже, я еще не успел сочинить новую элегию… Я — Андимей, философ из Антиохии. Нынче буду читать на обеде свой труд.
— Мурена в претории? — спросил Адриан.
— Отдыхает. Только что вернулся с осады Блидару, теперь составляет планы на завтра. А я…
Адриан дальше расспрашивать не стал, отстранил грека и вошел в палатку.
Легат Целий в самом деле отдыхал — в одной нижней тунике возлежал на ложе, а цирюльник завивал ему волосы горячими щипцами — жаровня распространяла запах паленого волоса на всю палатку. Луций Целий Мурена был годами несколько старше Адриана, но видом пожиже — и роста явно меньшего, и в плечах поуже, правда, в области талии куда полнее.
— Будь здрав, легат! — воскликнул Адриан.
Приск вскинул руку в приветствии, а Зенон поклонился.
— А, гречонок, — улыбнулся Целий. — Рад видеть тебя на обеде. Сегодня подадут фаршированное вымя свиньи да окорок. В этих горах устроить приличный стол — целое искусство. Такие проблемы со всем! Единственное, чего в достатке, — так это дикого чеснока и сельдерея. А вот персики… Ты не знаешь, кто может достать у нас персики?
— Целий, уступи мне две террасы для моего претория и моих фабров, — Адриан не счел нужным поддерживать обсуждение гастрономических изысков.
— С чего это вдруг? — изумленно поднял бровки Целий. — Сам Лициний Сура распределял, где встать легионам.
— Все равно ты осаждаешь Костешти да Блидару — так что тебе, чем ближе к ним стоять, тем удобнее, а меня Траян бросил на Сармизегетузу.
— Бросил на Сармизегетузу! — радостно воскликнул Андимей, просочившийся в палатку легата вслед за гостями. — Спасибо, Адриан! Спасибо, огромное спасибо! О, это недостающая фраза в моей элегии. — И он тут же раскрыл таблички и принялся выковыривать на воске стилем удачную фразу.
— Что это за паразит?[89] — спросил Адриан.
— Философ! — вздохнул Целий.
Похоже, он и сам был уже не рад, что приблизил к себе говоруна, но выгнать жаль, к тому же хотелось блеснуть на грядущем обеде.
— Мои фабры помогут тебе расширить новую террасу, — попытался зайти с другого фланга Адриан. — Я потерял несколько дней, штурмуя Пятра Рошие…
— Ну и как тебе Красная скала? — захихикал Андимей. — Зубы-то не переломала?!
— Приск… — процедил Адриан сквозь зубы.
Центурион ухватил грека за шкирку и попросту выкинул из палатки.
— Не люблю, когда перебивают, — сказал Адриан.
— Ты так не получишь ничего! — нахмурился Целий. — Андимей — забавный проходимец.
— Получу. У меня есть чертежи и Блидару, и Костешти, сделанные после их разрушения.
— Ну и что? Для какой надобности мне чертежи руин? Пергамент — не губка, чтобы задницу подтирать! — Мурена расхохотался над собственной шуткой.
Цирюльник, перегревший нечаянно щипцы, отнял их от головы вместе с прилипшей к металлу закрученной прядью, а на виске у Целия остались коротенькие обгрызенные рожки из волос. Цирюльник спешно отступил и принялся стряхивать несчастные волосы под столик, на котором были разложены ножницы, зеркальца, гребешки да утиральные полотенца. Но волосы не стряхивались. Тогда цирюльник сунул щипцы в жаровню, волосы вспыхнули.
— Чем это так воняет? — спросил Целий.
— Я состриженные волосы жгу, — соврал тот, умоляюще глядя на Адриана.
Легат Первого легиона Минервы подавил усмешку, глянул искоса на Приска. Тот стоял с каменным лицом и созерцал угол палатки.
— Фундаменты все сохранились, Целий, — принялся объяснять, как ребенку, Адриан. — Крепости вновь стали прежними. Так было с Пятре Рошие, так и твоих каменных близнецов наверняка возродили на прежних фундаментах. Ты сразу же поймешь, где ныне у них слабые места.
«Или не поймешь», — добавил про себя Приск.
— А, ну если так… — Целий заколебался.
— И я достану тебе персики, — пообещал Адриан.
— Что же ты молчал! — воскликнул Мурена. — Итак, сговорились — две крайние террасы твои. Но сегодня ты у меня обедаешь. И прежде непременно пришли персики!
— Буду рад! — ответил Адриан.
«Какое счастье, что я — всего лишь центурион, а не военный трибун. Иначе бы меня точно позвали к столу», — подумал Приск.
* * *
Отряд верховых двигался к Сармизегетузе. Четверо разведчиков во главе с Приском и им в помощь — четверо кавалеристов-галлов.
— Центурион! — обратился к Приску один из галлов. — Не узнаешь меня?
— Ингиторий?
— Он самый! — Молодой ауксиларий так обрадовался, что его узнали, как будто получил досрочно римское гражданство.
— Рад, что тебя не убили в той мясорубке зимой, — сказал центурион.
— Я ускакал с донесением в Томы. Да и наши почти все уцелели — успели отойти в лагерь в Новах. Буквально накануне.
Приск понимающе кивнул. Правильно сделал командир бурга — не стал дожидаться пришествия даков, чуть заметил движение на другом берегу — отвел людей в лагерь. Успел. Своих ауксилариев спас. А уж потом никто не стал выяснять — был приказ оставить бург или нет — радовались, что хоть лагеря в Новах и в Эске отстояли, когда катафрактарии-роксоланы железной волной прокатились по Нижней Мезии.
— В Новах нам тоже здорово досталось, — добавил Ингиторий. — Даки чуть-чуть лагерь не взяли. Убитых было — ужас. Всю канабу сожгли.
— В Пятом Македонском в ту зиму творилось то же самое. Нас штурмовали бастарны.
— Будь осторожен, центурион! Вчера отряд конных разведчиков из Седьмого Клавдиевого легиона угодил в ловушку.
Про ловушку в лагере легиона Минервы уже слышали: всадники ехали по тропинке в теснине подле отвесной стены, и вдруг сверху стали рушиться камни — сразу семеро попали под каменный дождь, четверых расплющило насмерть вместе лошадьми, троих ранило, однако командир отряда Тиберий Клавдий Максим спасся. Счастливец, избранник Судьбы! Интересно только, для какого дела он избран?
Приск огляделся.
Впереди лежали горы, поросшие густым лесом. Сплошная темная зелень, глазу не пробиться — что же там, в глубине. Ранним утром на юге белесые клочья облаков наползали на синие вершины. Плыли, утекали струйками между отрогами, и тут же появлялись новые. Туман накрывал все вокруг белым пологом. Не видно, что впереди, даже на десять шагов. Лишь когда выглянуло солнце, истончилась белая пелена. Неожиданно, как по волшебству, открылась сине-зеленая горбатина лежащего впереди хребта. Место знакомое.
