— Возьмите все. Все возьмите, только оставьте меня.
— Эй, — мягко улыбнулась ему Диана. — Ты меня помнишь?
Ростовщик испуганно кивнул.
— Да, это я, твоя старая должница Диана Гаванзо, принесла тебе деньги, — столь же мягко произнесла девушка. — Тебе. Деньги. Понимаешь?
Брамс, похоже, понимал, но это понимание точно не делало его счастливым. Даже напротив. Дернувшись, он вдруг вскочил, оттолкнул Диану и метнулся к двери. Да еще с такой прытью, что дон Себастьян едва успел его перехватить. Ростовщик отчаянно вырывался, выкрикивая проклятия и перемежая их мольбой не давать ему никаких денег. Эспада озадаченно переглянулся с падре и Дианой, но те оба пожали плечами. Реакция ростовщика на предложение взять денег выглядела более чем странной. Эспада проволок Брамса по кабинету и силой усадил обратно в то же кресло. На этот раз оно громко хрустнуло, но опять устояло.
— Карамба! — рявкнул Эспада. — А ну-ка прекрати эту истерику, а то я тебя сейчас прямиком к твоему дьяволу отправлю!
На встречу с хозяином ростовщик не спешил. Кое-как собравшись, он не сразу, но взял себя в руки. Эспада тем временем обвел помещение взглядом и спросил:
— Кстати, а куда это Тизер делся?
Диана тоже оглянулась и даже заглянула под стол. Там никого не было. Падре выглянул в коридор.
— Там никого нет. Входная дверь открыта. Вы, помнится, ее закрывали…
— Да. Хм… Похоже, опять сбежал.
Брамс при этих словах с надеждой взглянул в сторону выхода. Диана выразительно пригрозила ему хлыстом.
— Итак, готов говорить по делу? — спросил его Эспада.
Тот, не успев кивнуть, тотчас вновь стал отпираться. На этот раз более членораздельно.
— Сеньор, поймите, я не могу получить назад долг. Мне нельзя!
То есть сказано было раз в десять больше, но конкретно эта фраза выразила их суть.
— Так ты ударился в благотворительность и прощаешь мне долг? — спросила Диана.
Ростовщик в ответ усиленно замотал головой. Не прощает, стало быть. В руке Дианы словцо из ниоткуда появилась серебряная монетка. Мелкая, в пару песо. Девушка подкинула ее в воздух. Серебряный кругляш взлетел выше галереи второго этажа и, вращаясь, полетел обратно. Диана ловко поймала монету, поднесла к глазам и разжала пальцы.
— Аверс, — объявила она. — Значит, по морде прямо сейчас не получишь. Но это только сейчас.
— И это еще цветочки по сравнению с тем, что с тобой отцы-инквизиторы сделают, — подлил масла в огонь Эспада. — Так что лучше тебе договориться с нами.
— Вот именно, — кивнула Диана. — То, что ты продал свою душу дьяволу, — твоя проблема. А вот я свою отдавать ему не хочу.
— Я тоже, — едва слышно прошептал Брамс и очень горько вздохнул.
— А разве вы уже этого не сделали? — строго спросил падре Доминик. — Ваши действия свидетельствуют об обратном.
Как следовало из нового потока слов — пока еще нет. Но будет сразу да, если Брамс упустит хоть одну душу. Дьявол-то действительно оказался хитер и обустроил дело так, что он с любой сделки получал душу. Либо должника, либо упустившего его ростовщика.
— Это твоя проблема, — буркнула себе под нос Диана. — Где бумага с моей подписью?! Давай-ка сюда свою сумку.
Брамс вцепился в сумку, как утопающий в бревно. Диана не смогла не то что отнять, даже придвинуть ее к себе хоть на волосок Падре хотел было вмешаться, но Эспада его опередил. Дону Себастьяну эта возня начала надоедать, и он попросту стукнул ростовщика рукоятью кинжала по затылку. Глаза Брамса остекленели. Пальцы разжались. Диана сдернула с плеча ростовщика сумку и бросила ее на стол. Тонкие пальчики нетерпеливо откинули широкую полосу кожи, служившую крышкой. Внутри сумка была разделена на три отделения. В крайних были монеты и длинные узкие полоски бумаги. Судя по всему: расписки на получение денег. В центральном отделении лежал плотный сверток, обернутый куском мешковины.
— Думаешь, он? — спросил Эспада.
— Сейчас узнаем.
Диана развернула сверток. Внутри была толстая пачка бумаг. Все листы были одного размера, но разного цвета и качества. Диана быстро пробежала глазами первый, хмыкнула, отложила прочитанную бумагу отдельно и взяла следующую. Падре Доминик взглянул на отложенную бумагу, быстро нашел искомое и сокрушенно покачал головой. Потом вздохнул, снова покачал головой и снова вздохнул. Так обычно поступает человек, которому надо принять важное, но тяжелое решение. Конечно, долг монаха ему самому был предельно ясен, но отправить прямиком к дьяволу еще одну душу — пусть и столь грешную — на это у него решимости не хватало. У его спутников даже вопроса такого не возникало, а вот доминиканец колебался. Диана хмыкнула и усмехнулась:
— И этот здесь, — сказала она, откладывая очередную бумагу.
В стеклянных глазах Брамса вновь затеплилась жизнь. Взгляд сфокусировался на бумагах. Руки сами потянулись к ним, но Диана, не отвлекаясь от чтения, шлепнула по ним свернутым хлыстом:
— Ну-ну, не балуй. Это больше не твое.
Эспада подумал было скрутить ростовщика, но ничего подходящего для этого на глаза не попалось. Разве что с сумки ремень снять, но тогда ее придется в руках нести. Не бросать же такой трофей. А вот, кстати, самого ростовщика можно было бы и бросить.
— Кстати, падре, а что с этим паршивцем делать будем?
— Заберем с собой, конечно.
— Как? Корабля у нас нет. На лодке мы до Мейна не доберемся. К тому же Тизер удрал, и не факт, что он оставил нам свою посудину. Придется искать корабль, а этот груз, — дон Себастьян кивнул на сжавшегося Брамса, — породит слишком много неприятных вопросов.
— Убьем и закопаем, — небрежно бросила Диана, откладывая на стол следующий договор. — Но вначале разберемся с моим долгом.
— Со всеми долгами, — строго поправил ее падре.
— У вас есть столько денег? — хмыкнула Диана.
— Думаю, он и так их простит, — усмехнулся Эспада.
Брамс отрицательно замотал головой. Падре оглянулся в сторону прихожей. Там было тихо. Никто больше не спешил на выручку ростовщику, а значит, им тоже спешить необязательно, и его миролюбивая натура сумела склонить монаха к компромиссу.
— Вот что, Брамс, — сказал падре Доминик. — Давайте-ка рассказывайте все по порядку. Только быстро. Может, и придумаем, как спасти вашу душу. А нет — не обессудьте, это был ваш выбор.
Брамс ухватился за это предложение, как утопающий за соломинку. Говорить он начал еще до того, как падре Доминик закончил произносить свою фразу. Вряд ли даже подвалы инквизиции могли похвастаться столь сговорчивыми «клиентами». Хотя там, согласно официальной версии, тоже спасали грешные души.
