— Когда ты в последний раз встречал датчанина, который не умел бы сражаться?
Мы послали людей на разведку в окружающий лес, когда приблизились к старому дому в Тунреслиме, но враг так и не появился.
Мы уже бывали в этом доме несколько лет назад, когда вели переговоры с норвежцами — Зигфридом и Эриком. А после мы сражались в горькой битве в ручье под крепостью. Теперь те события казались далекими, а Зигфрид и Эрик были мертвы. Хэстен выжил в том далеком бою, и теперь я явился, чтобы снова ему противостоять, хотя никто из нас не знал, вернулся ли сам Хэстен в Бемфлеот. Судя по слухам, он все еще грабил Мерсию, что предполагало — он был уверен в том, что гарнизон Бемфлеота может защитить крепость и без него.
Дом с дубовыми балками в Тунреслиме станет центром моего лагеря. Когда-то это было великолепное здание, но уже много лет оно стояло заброшенным, и его колонны сгнили, а тростниковая крыша почернела, намокла и просела. Громадные балки густо покрывал птичий помет, а пол зарос сорняками.
У самого дома высилась каменная колонна высотой примерно в человеческий рост. В камне имелась дыра, полная гальки и клочков ткани — эти приношения оставляли местные люди, бежавшие при нашем появлении. Их деревня находилась в миле отсюда к востоку, и я знал — там есть церковь. Но христиане Тунреслима понимали, что их возвышенность и старый дом посвящены Тору, поэтому все еще приходили сюда и возносили молитвы старшим богам. Человечество всегда будет думать, что лишняя предосторожность не повредит. Мне, может, и не нравился христианский Бог, но я не отрицал его существования и в тяжелые минуты жизни молился ему, как и своим собственным богам.
— Построим палисад? — спросил меня Веостан.
— Нет.
Он уставился на меня.
— Нет?
— Вырубите вокруг как можно больше деревьев, — приказал я, — но никакого палисада.
— Но…
— Никакого палисада!
Я шел на риск, но, если я поставлю палисад, мои люди получат безопасное место, а я знал, как неохотно люди покидают такие убежища. Я часто замечал, как бык, приведенный ради развлечения на пир, облюбовывает в качестве убежища кусок земли и с ужасающей свирепостью защищается от атак псов, покуда остается в этом выбранном им пристанище. Но вымани быка оттуда — и он теряет уверенность, а собаки ощущают его уязвимость и нападают с новой яростью.
Я не хотел, чтобы мои люди чувствовали себя в безопасности. Я хотел, чтобы они нервничали и были настороже. Я хотел, чтобы они знали — их безопасность кроется не в укреплениях, построенных собственными руками, но в захвате укреплений врага. И я хотел захватить их быстро.
Я приказал людям Элфволда срубить деревья к западу от дома, расчистив место до края холма и еще дальше, чтобы мы могли видеть всю местность до Лундена. Если датчане приведут обратно людей из Мерсии, я хотел их видеть.
Я назначил Осферта командиром часовых. Их задача заключалась в том, чтобы служить преградой между нами и Бемфлеотом и предупреждать о любой вылазке датчан. Эти часовые скрывались в лесах, не видимые из старой крепости, и если датчане придут, я собирался сразиться с врагами среди деревьев.
Люди Осферта задержат их до тех пор, пока весь мой отряд не встретится с атакующими, и я приказал, чтобы все спали в кольчугах и с оружием под боком.
Я попросил Элфволда защитить наши северный и западный фланги. Его люди будут наблюдать, как нам подвозят припасы, и охранять нас от подкреплений людей Хэстена, которые все еще пятнали дымом далекий горизонт.
Отдав все эти приказы, я взял пятьдесят человек, чтобы разведать местность вокруг нашего лагеря, звеневшего от топоров, врезающихся в деревья. Финан, Пирлиг и Осферт сопровождали меня, как и Этельфлэд, которая не обратила внимания на мой совет держаться подальше от опасных мест.
Мы поехали сперва к деревне Тунреслим. Она представляла собой несколько хижин, разбросанных вокруг опаленных руин рухнувшей церкви. Деревенские жители бежали, когда мы поднялись на холм, но несколько человек похрабрее появились теперь из-за деревьев позади своих маленьких полей, где проклюнулись первые побеги пшеницы, ячменя и ржи. Все они были саксами, и тех, кто первыми приблизился к нам, возглавлял дородный крестьянин со спутанными каштановыми волосами, единственным глазом и почерневшими от работы руками. Он посмотрел на знамя Элфволда с христианским крестом. Я одолжил это знамя, чтобы было ясно видно, что мы не датчане, и крест, очевидно, успокоил одноглазого — он опустился перед нами на колени и сделал знак своим товарищам последовать его примеру.
— Я — отец Хэберт, — сказал он.
Одноглазый рассказал мне, что он священник этой деревни и еще двух поселений, лежащих дальше к востоку.
— Ты не похож на священника, — сказал я.
— Если бы я был похож на священника, господин, я был бы уже мертв, — ответил он. — Та ведьма в крепости убивает священников.
Я посмотрел на юг, хотя отсюда не видно было старой крепости на холме.
— Ведьма?
— Ее зовут Скади, господин.
— Я знаю Скади.
— Она сожгла нашу церковь, господин.
— И забрала девушек, господин, — в слезах сказала женщина. — Даже маленьких девочек. Она забрала мою дочь, а ведь ей всего-навсего десять лет, господин.
— Почему она… — начала было Этельфлэд, но резко замолчала, поняв, что ответ очевиден.
— Они покинули старую крепость? — спросил я. — Ту, что на холме?
— Нет, господин, — ответил отец Хэберт. — Они используют ее как наблюдательный пункт. И мы должны носить туда еду, господин.
— Сколько там человек?
— Около пятидесяти, господин. И еще они держат там лошадей.
Я не сомневался, что священник сказал правду, но датчане видели, что мы идем, и я считал, что теперь старая крепость получила подкрепления.
— А сколько людей в новой крепости? — спросил я.
— Они не позволяют нам приближаться к новой крепости, господин, — ответил отец Хэберт. — Но я наблюдал с холма у Хэтлея, господин, и не смог сосчитать всех людей внутри.
Он тревожно посмотрел на меня снизу вверх. Его слепой глаз был молочно-белым и изъязвленным. Он дрожал от страха, не потому, что считал нас такими же врагами, как датчане, а потому, что мы были господами. Он заставил себя говорить как можно спокойней:
— Их сотни, господин. Три тысячи человек поехали на запад, но они оставили всех своих жен и детей в Бемфлеоте.
— Ты сосчитал оставшихся?
— Я пытался, господин.
— Их жены и дети здесь? — спросила Этельфлэд.
— Они живут на вытащенных на берег судах, госпожа, — ответил Хэберт.
