— Если бы только у меня было еще триста человек, — сказал я — и проникся к себе презрением за эти слова.
Даже если бы судьба даровала мне еще триста воинов, мне все равно не хватило бы людей, чтобы взять Бемфлеот. Этельред победил. Мы бросили ему вызов и проиграли.
— Как бы ты поступил на моем месте, господин? — тихо спросил проницательный Элфволд.
Я ответил честно:
— Вернулся бы к Этельреду и уговорил его напасть на датчан.
Элфволд крошил кусок хлеба. Он нашел крошку от мельничного жернова и тер ее между пальцами, не сознавая, что делает. Он думал о датчанах, о битве, в которой ему, как он знал, предстоит сражаться, о битве, которую он боялся проиграть. Элфволд покачал головой.
— Завтра, — тихо сказал он, — я заберу своих людей на запад. — Он посмотрел на меня. — Прости.
— У тебя нет выбора, — ответил я.
Я чувствовал себя так, будто проиграл в кости почти все, а потом, как дурак, рискнул всем оставшимся, пойдя на последний бросок.
Я проиграл.
О чем я думал? Что люди придут ко мне благодаря моей славе? Вместо этого они остались с теми, кто давал им золото. Этельред не хотел, чтобы я добился успеха, поэтому открыл свои сундуки с серебром и предложил богатство людям, если те присоединятся к его армии. Мне нужна была тысяча человек, и я не смог их найти, а без них я ничего не мог сделать.
Я горько подумал о пророчестве Исеулт, сделанном столько лет назад — что Альфред даст мне силу, что я поведу сияющее войско и моя женщина будет созданием золота.
Той ночью, в верхней комнате дворца, где у меня был соломенный матрас, я смотрел на неяркое сияние далеких огней за горизонтом и жалел, что не остался в Нортумбрии. Мне подумалось: с тех пор, как умерла Гизела, меня несло по воле ветров. Я решил, что призыв Этельфлэд даст моей жизни новую цель, но теперь я больше не видел будущего.
Стоя у окна, у огромной каменной арки, обрамлявшей небо, я слышал пение в тавернах, крики спорящих людей, женский смех — и думал, что Альфред отобрал ту силу, которую мне дал, а обещание сияющего войска обернулось половиной команды, начинающей сомневаться в моей способности куда-либо ее повести.
— Итак, что ты будешь делать? — спросила сзади Этельфлэд.
Я не слышал, как она вошла. Ее босые ноги бесшумно ступали по каменному полу.
— Не знаю, — признался я.
Она подошла, встала рядом со мной, прикоснулась к моей руке, лежащей на подоконнике, и обвела нежным пальчиком мой большой палец.
— Опухоль прошла, — сказала она.
— Зуд тоже.
— Видишь? — весело спросила Этельфлэд. — Укус не был знамением.
— Был, — ответил я, — но мне еще предстоит выяснить, что оно означало.
Она не сняла ладони с моей руки, ее прикосновение было легким, как перышко.
— Отец Пирлиг говорит, что у меня есть выбор.
— Какой?
— Вернуться к Этельреду или найти монастырь в Уэссексе.
Я кивнул.
Монахи все еще пели в церкви, их гудение порой перекрывали смех и пение, доносящиеся из таверн. Люди искали забвение в эле или же молились. Все они знали, что означают огни пылающего неба, знали, что конец приближается.
— Ты превратила моего старшего сына в христианина? — спросил я.
— Нет, — ответила Этельфлэд, — это он нашел для себя сам.
— Я заберу его на север, — сказал я, — и выбью из него эту дурь.
Этельфлэд ничего не ответила, просто прижала ладонь к моей руке.
— Монастырь? — без выражения спросил я.
— Я замужем, — сказала она. — И церковь говорит мне, что, если я не с мужем, которого дал мне Господь, я должна быть целомудренной.
Я все еще глядел на испещренный огнями горизонт; пламя освещало изнанку облаков. Над Лунденом небо было ясным, поэтому лунный свет отбрасывал резкие тени от краев римских черепичных крыш.
Этельфлэд положила голову мне на плечо.
— О чем ты думаешь?
— Что если мы не победим датчан, не останется никаких монастырей.
— Тогда что же мне делать? — быстро спросила она.
Я улыбнулся.
— Отец Беокка любил говорить о колесе фортуны, — сказал я — и подивился, почему я говорю о Беокке так, будто он остался в прошлом.
Видел ли я приближение конца? Подберутся ли когда-нибудь те далекие огни поближе, пока не спалят Лунден и не выжгут из Британии последнего сакса?
— При Феарнхэмме, — проговорил я, — я был полководцем твоего отца. — Теперь я — беглец, у которого не хватает людей, чтобы заполнить скамьи гребцов.
— Мой отец называет тебя своим вершителем чудес, — сообщила Этельфлэд.
Я засмеялся, и она сказала:
— Это правда. Так он тебя зовет.
— Я мог бы совершить для него чудо, — горько произнес я, — если бы он дал мне людей.
Я снова подумал о пророчестве Исеулт — Альфред даст мне силу, и моя женщина будет созданием золота. И тогда я, наконец, отвернулся от далеких огней, посмотрел сверху вниз на Этельфлэд и обнял ее.
На следующий день Этельфлэд покинет Лунден, а я останусь бессильным.
Сперва явились три всадника. Они прискакали на рассвете, галопом пересекли грязную долину Флеота и въехали в городские ворота. Я услышал, как рог зовет с укреплений, быстро оделся, натянул сапоги, поцеловал Этельфлэд и сбежал вниз по лестнице в дворцовый зал как раз тогда, когда дверь распахнулась настежь и вошли три человека в кольчугах; их ноги дробили уже расколотые плиты пола. Их предводитель был высоким, мрачным и бородатым. Он остановился в двух шагах от меня.
— У тебя должен быть эль в этом провонявшем дерьмом городе, — сказал он.
Я недоверчиво поглядел на него.
— Мне нужен завтрак, — потребовал он, а потом не выдержал и засмеялся.
Это был Стеапа, а вместе с ним явились двое мужчин помладше, оба — воины.
Я крикнул слугам, чтобы те принесли еды и эля, все еще с трудом веря в то, что Стеапа здесь.
— Я привел тебе двенадцать сотен человек, — быстро сказал он.
Мгновение я едва мог вымолвить слово. Затем слабо повторил:
— Двенадцать сотен?
— Лучших людей Альфреда, — сказал Стеапа. — И Этелинг тоже здесь.
— Эдуард?
Я был слишком удивлен, чтобы дать разумный ответ.
— Эдуард и двенадцать сотен лучших людей Альфреда. Мы их обогнали, — объяснил Стеапа, потом повернулся и поклонился, когда в зал вошла Этельфлэд, закутанная в серый плащ. — Твой отец посылает тебе приветствия, госпожа.
— И он послал твоего брата, — добавил я, — с двенадцатью сотнями людей.
— Слава тебе, Господи, — ответила Этельфлэд.
Когда распространились вести о случившемся, зал наполнился людьми.