А привратник дремал по обычаю всех испанских привратников. Предложив ему сигару, Андрес пригласил его выйти покурить за ворота, и тот согласился.
Когда Каталина убедилась в этом по звуку их голосов, она вошла в конюшню, взяла за повод одну лошадь, отвела ее на конец сада и привязала к дереву. Так же точно поступила она и с тремя остальными. После этого она возвратилась во двор запереть конюшню и свою собственную комнату. Бросив беспокойный взор на ворота, она торопливо вошла в сад, где, в ожидании спутника села на свою лошадь, держа в поводу других.
Через пять минут Андрес пожелал привратнику, не подозревавшему никакого подвоха, покойной ночи и притворился, что ушел спать. Вскоре он присоединился к Каталине.
Хитрость удалась как нельзя лучше. Привратник ничего не заподозрил. Дон Амбросио мог возвратиться в какое угодно время, и так как он имел привычку уходить прямо в свою спальню, то ему только на другой день предстояло убедиться в своей утрате. Лошадей спустили в воду с величайшей осторожностью, сняв с них предварительно обмотанную вокруг копыт материю.
Переправившись на другой берег, Каталина с Андресом поехали по дороге к скалам; но не это было целью их путешествия: они тотчас же свернули на тропку в зарослях, которая вела к низине. Этой дорогой они приедут к ранчо Хосефы.
Карлос, которого мы оставили лежавшим на скамейке, обследовал стены и искал более удобное место для пролома. Вооружившись ножом, он посчитал, что ему для работы достаточно двух часов. Но каким образом работать столько времени тайком, чтобы его не разоблачили или не помешали? Этот вопрос занимал пленника.
Было бы неблагоразумно начинать дело до смены часовых, и Карлос решил оставаться до того времени спокойным, будто бы крепко связанным, и ожидать осмотра, которому неминуемо должна была подвергнуть его новая стража. Он боялся только одного, чтоб его снова не перевели в крепость, стены которой были каменными. В таком случае, следуя совету Каталины, он должен был попытаться бежать дорогой.
«Но почему бы им не оставить меня здесь? – подумал он. – По их мнению, я закован, безоружен и окружен бдительной стражей. Нет, не думаю, чтобы меня перевели, ведь гораздо удобнее оставить меня здесь на ночь, ибо я буду ближе к месту казни».
Действительно, против тюрьмы уже приступали к устройству эшафота.
«Наконец, – подумал охотник, – на случай, если бы они вздумали отвести меня назад в крепость, я чувствую себя в силах вступить с ними в борьбу. Я превосхожу их ростом; а что касается их храбрости, то я уже имел случай наблюдать ее. Стоит только им увидеть меня свободным и с оружием в руках, они тотчас разбегутся во все стороны. Только и страшны их пули, но все они такие жалкие стрелки. Да и темная ночь поможет мне…»
В это время в коридоре раздался шум сменявшегося караула. Сердце Карлоса сильно забилось от беспокойства. Переведут ли его в крепость? Он внимательно начал прислушиваться к разговору солдат.
– Значит, его оставляют здесь? – спросил один из них.
– Да, – ответил другой. – Ведь завтра с ним покончат. Разве ты не видел эшафота?
– Но дорога была бы длиннее, и народ мог бы дольше смотреть на убийцу. Ты совершенно прав, приятель. Об этом должно бы подумать начальство, но оно слишком занято в настоящее время, чтобы вникать в такие подробности. В крепости большой пир. Во всяком случае, здесь или там охотник на бизонов будет под строжайшим надзором, ты увидишь, что убежать негодяю невозможно.
Дверь тюрьмы отворилась, и в нее вошли несколько человек с фонарем взглянуть на Карлоса и осмотреть, достаточно ли крепко он связан. Они убедились, что достаточно надежно.
Обругав пленника бранными словами, солдаты оставили его в темноте. Боясь их возвращения, Карлос не менял положения и, к величайшей своей радости, услышал, как удалялся караул, который, уходя, оставил часовых у двери. Тотчас же Карлос освободился от веревок, взял нож и принялся долбить земляную стену.
Он выбрал самый отдаленный от двери угол, именно тот, который должен был, по всей вероятности, хоть он этого и не знал, выходить в поле. Это была временная тюрьма, обыкновенная легкая постройка, в которую муниципальные власти сажали не самых опасных преступников. Нож легко входил в стену, построенную из глины с примесью соломы, и хоть посередине было несколько кирпичей, пленнику удалось в продолжение часа проделать отверстие, в которое он мог просунуть голову. Он успел бы сделать это гораздо быстрее, если бы не вынужден был соблюдать тишину и крайнюю осторожность. Он боялся посещения часовых: два раза ему казалось, что поворачивается ключ в замке, и он оба раза вскакивал с ножом в руке готовый броситься на них. Войди часовые – он попытался бы пробиться силой. К счастью, его никто не беспокоил, в камеру никто не входил, и стража даже не подавала признаков своего присутствия.
Почувствовав ворвавшийся сквозь отверстие свежий воздух, Карлос остановился и начал прислушиваться. Вокруг было темно и тихо. Он выглянул в отверстие и увидел внизу кактусы и другие различные дикие растения, где он мог бы скрыться по выходе. Ночь стояла темная, улица была пустынной. Нигде ни души!
Карлос расширил отверстие и тихо, с ножом в руке вылез наружу. Шагов пятьдесят он прополз в траве, и когда приподнялся, то увидел, что последние дома остались уже позади, на выгоне. Он очутился на свободе!
В момент, когда, держась в тени кустарников, он пробирался в поле, перед ним из земли неожиданно как бы выросла человеческая фигура, и нежный голос произнес его имя. Он узнал Хосефу, с которой обменялся лишь несколькими словами, и молча последовал за ней. Обогнув город, они вступили в заросли и в полчаса достигли одного ранчо.
Карлос склонился над бездыханным телом матери. Он готов был потерять ее и предвидел такой конец. Впрочем, зрелище, при котором он присутствовал, притупило в нем всякую чувствительность. Случается, что одно горе вытесняет другое, но перенесенные им страдания не могли потускнеть ни перед никакими муками.
Карлос обнял свою самоотверженную избавительницу и горько плачущую сестру, но ему некогда было предаваться печали.
– Где лошади? – спросил он.
– Близко, под деревьями.
– Едем! Нельзя терять ни минуты! Необходимо как можно скорее выбраться отсюда.
С этими словами он завернул тело матери в плащ, взял его на руки и вышел из ранчо. Спутники проводили его к лошадям. Карлос с благодарностью увидел, что их пять.
Радостно сверкнули его глаза, когда он узнал своего замечательного мустанга, которого Антонио удалось добыть обратно.
Через несколько минут всадники тронулись в дорогу. На четырех лошадях ехали Каталина, Розита, Андрес и Антонио. Карлос, не покидая своей печальной ноши, вскочил на верного мустанга.
